Мэтт посмотрел вокруг, потом на нее и, наконец, кивнул:
— Я выброшу ее по дороге, когда пойду умываться, — мрачно сказал он, глядя на свои грязные ноги.
— В любом случае, — добавил он, — ты лезь в машину и попытайся поспать. Похоже, это тебе нужно.
— Разбуди меня в два часа, — ответила Елена, с мыслью, что через пару часов она будет сожалеть об этом больше, чем сможет сказать.
— Ты дрожишь. Позволь мне сделать это в одиночку, — сказала Мередит, положив руку на плечо Бонни, когда они стояли перед домом Кэролайн Форбс.
Бонни начала поддаваться давлению, но заставила себя остановиться. Это было унизительно дрожать так очевидно июльским утром в Виржинии. Так же было унизительно, что с ней обращаются как с ребенком. Но Мередит, которая была старше всего на шесть месяцев, смотрелась сегодня более взрослой, чем обычно. Ее темные волосы были откинуты назад, таким образом, ее глаза казались еще больше, и смуглое лицо с высокими скулами представало в наилучшем виде. «Она практически моя нянька», тоскливо подумала Бонни.
Мередит так же была на высоких каблуках, вместо своей обычной платформы. Бонни, в сравнении с ней, чувствовала себя более маленькой и юной, чем когда-либо. Она провела рукой по своим клубнично-русым кудрям, пробуя распушить их и сделать себя на драгоценные полдюйма выше.
— Я не боюсь. Я замерзла, — сказала Бонни со всем достоинством, на которое способна.
— Я знаю. Ты чувствуешь, что что-то исходит оттуда, не так ли? — Мередит кивнула на дом перед ними.
Бонни покосилась на него, а потом снова на Мередит. Внезапно взрослость Мередит стала скорей утешающей, чем раздражительной. Но прежде, чем вновь посмотреть на дом Кэролайн, она выпалила:
— Зачем каблуки?
— О, — протянула Мередит, глядя вниз. — Только с практической целью. Если кто-то попытается схватить меня за ногу, на этот раз он получит сдачи.
Она топнула ногой, и раздался удовлетворяющий стук.
Бонни почти улыбнулась:
— Разве ты не носишь свой кастет?
— Я не нуждаюсь в нем, я проучу Кэролайн голыми руками, если она попытается что-нибудь сделать. Но мы отошли от темы. Я могу сделать это одна.
Бонни, наконец, позволила себе вложить свою руку в тонкую, с длинными пальцами руку Мередит. Она пожала ее.
— Я знаю, что ты сможешь. Но я та, кто должна. Это меня она пригласила.
— Да, — сказала Мередит, изящно изогнув губу. — Она всегда знала, куда вонзить нож. Ну что бы ни случилось, Кэролайн сама виновата. Для начала мы постараемся ей помочь, ради нее и ради нас. Мы постараемся заставить ее принять помощь. После этого…
— После этого, — проговорила Бонни, — к сожалению неизвестность.
Она вновь посмотрела на дом Кэролайн. Он смотрелся каким-то… перекошенным… как будто его было видно через кривое зеркало. Более того, у него плохая аура: черная, просачивалась сквозь уродливые тени серо-зеленого. Бонни никогда не видела у дома такой энергетики. И дышало холодом как из морозилки. Бонни чувствовала, что это высосет и ее жизненную энергию и превратит в лед, если только представится шанс.
Она позволила Мередит позвонить в дверь. Раздалось негромкое эхо, и когда миссис Форбс ответила, ее голос тоже отозвался эхом.
У внутренней части дома тоже было то забавное зеркальное искажение, смотря на это, Бонни подумала, что это вызывает какое-то странное ощущение.
Если бы она закрыла глаза, то можно представить себя в более широком месте, с уходящим под наклоном полом.
— Вы пришли повидаться с Кэролайн? — спросила миссис Форбс. Ее появление шокировало Бонни. Мать Кэролайн была похожа на старуху, с седыми волосами и морщинистым, бледным лицом.
— Она в своей комнате. Я вам покажу, — сказала мама Кэролайн.
— Но миссис Форбс, мы знаем, где это, — Мередит осеклась, когда Бонни положила ей на плечо руку.
Увядшая, состарившаяся женщина показывала дорогу. У нее почти не осталось ауры, поняла Бонни, и была поражена до глубины сердца. Она знала Кэролайн и ее родителей так долго, может, их отношения строились таким образом?
«Я не буду называть имени Кэролайн, независимо от того, как она делает», молча пообещала Бонни: «Не важно, что. Даже… да, даже после того, как она поступила с Мэттом. Я постараюсь помнить что-то хорошее о ней».
Но в этом доме тяжело было думать вообще и думать о чем-то хорошем в частности.
Бонни знала, что они поднимаются по лестнице, она видела каждую ступеньку впереди себя.
Но все остальные ее чувства говорили ей, что они спускаются вниз.
Читать дальше