Дарья Кузнецова - Теория механизмов и души

Бесшумно крутятся шестерёнки, вертится Мировой Диск вокруг оси, ровно течёт жизнь на его Тёмной и Светлой сторонах. И мало кто знает, что существующему миропорядку дан обратный отсчёт. Сплетена сеть интриги, каждому отведено в ней своё место. Одного только не учёл таинственный кукловод: крошечной песчинки, волей случая попавшей в точно отлаженный механизм и способной вывести его из строя. Песчинки, чьё имя Фириш ту Фрем - мастер-механик с Тёмной стороны.

Машина -- механическое устройство, совершающее

полезную работу с преобразованием энергии,

материалов или информации.

Механизм -- внутреннее устройство машины,

приводящее её в действие.

Автомат -- самодействующая машина,

производящая работу по заданной программе

без непосредственного участия человека.

Машинат -- человекоподобный автомат с

рабочим механизмом заводного типа.

В груди мерно тикало на четыре такта. Ровно, без сбоев. Но каждый такт отсчитывал мгновения моей жизни, и я чувствовала, откуда-то точно знала, что ещё совсем немного, и этот звук прекратится. Сначала собьётся, пропустит несколько щелчков, потом -- вовсе замрёт, растворившись в неподвижной тишине. И вместе с ним замру я. Навсегда.

На четыре такта внутри пульсировал страх. Не в груди и не в голове, но где-то он точно был, сидел прочно, как заклинивший перегревшийся поршень. Страх подгонял, торопил и пытался перерасти в панику. А я торопливо выдвигала ящики один за одним, пытаясь среди шестерёнок, шатунов и валов отыскать один-единственный заводной ключ. Простой, с круглой головкой, толстой гранёной шейкой и не слишком вычурной бородкой.

Неловкие пальцы не слушались. Они должны были двигаться быстрее, проворней -- это я тоже откуда-то знала, -- но шевелились плавно и размеренно. На четыре такта, как тикало у меня внутри. Эта плавность убивала меня и распаляла страх. Хотелось вырваться из медлительной оболочки, вырвать ящики с корнем, вытряхнуть содержимое на пол... но поблёскивающие чистой полированной медью шарнирные пальцы этого не умели. Всё, что они могли, это аккуратно открывать ящики и точно так же неторопливо перекладывать детали внутри.

Наконец, в голове что-то щёлкнуло, и я вспомнила: ключ лежит не в рабочем столе, а в шкатулке на столе у двери.

Тело плавно распрямилось, развернулось и так же неторопливо двинулось к нужному месту. Гироскопы в животе, под тем, что тикало, бесшумно вращались, позволяя сохранять равновесие на двух точках опоры. Я отчаянно, до слёз пожалела, что у меня всего две ноги, а не четыре, как у более примитивных машин, и двигаться я могу только вот так, едва-едва. Точнее, почти до слёз: плакать я не умела.

Шаг, другой, третий... и тишина в груди. Оглушительная, звонкая, невозможная и неестественная тишина, которую уже никогда и ничто не нарушит. Неподвижная тишина, в которой метался в поисках выхода заточённый и герметично запаянный разум, внезапно лишившийся будущего. Всего -- и разом. Из-за простого ключа, забытого в шкатулке, до которой оставалось лишь протянуть руку, обречённый на безумие замкнутого пространства гораздо более тесного, чем любая самая тесная комната...

...Я резко дёрнулась в кровати и открыла глаза, загнанно дыша. Вскинула ладони к лицу и обнаружила свои собственные привычные руки. Никакого металла, никаких шарниров. Смуглая кожа со следами старых ожогов и царапин, грубые и тёмные подушечки пальцев как обычно пахнут смазкой, несмотря на все ухищрения и попытки их отмыть. Аккуратно обрезанные ногти -- все, кроме одного, на правом мизинце, покрытого для прочности лаком. Я имела привычку иногда использовать его вместо отвёртки.

При взгляде на эти руки страх начал отпускать. Я машинально пощупала грудную клетку -- под ладонью торопливо колотилось сердце, кожа была гладкой, ровной и тёплой. Сон. Просто сон. Просто дурацкий сон, через кардан его три раза в сердце Домны!

Часы на стене напротив показывали раннее утро, на Светлой стороне сейчас должно было подниматься дневное светило. Как раз под моим взглядом стрелки выстроились в линию, показывая шесть утра, и часы негромко заиграли мелодию, а выскользнувшие из дверцы фигурки закружились в медленном танце. И музыка, и движения на каждый час были свои.