Клаудия Грэй: Звездная ночь

— Тебе непременно нужно на кого-нибудь злиться? Злись на меня. В конце концов, именно я принял то решение, и если ошибся, то прошу прощения. — Прежде чем я успела спросить, о чем это он, папа добавил: — Но скажи, долго ты еще собираешься мучить свою мать?

— Я ей ничего не сделала!

— Ты оттолкнула ее от себя. Ты ее игнорируешь. И думаешь, что она не страдает? Что ты единственная в семье, кому может быть больно? Ведь все это разрывает ей сердце! Я не могу видеть ее терзаний и не верю, что ты способна их спокойно переносить, а тем более — быть в них виноватой.

В моей голове промелькнуло воспоминание — мама с полным ртом шпилек заплетает мне косички к Осеннему балу. Нет уж, я не собираюсь этому умиляться.

— Я не могу хорошо относиться к людям, которые не хотят быть со мной честными.

— Бьянка, ты впадаешь в крайности. Ты подросток; думаю, дело именно в этом...

— При чем тут «подросток»? — Я быстро огляделась. Вокруг никого — ни людей, ни вампиров. — Скажи, что случится, если я откажусь отнять у человека жизнь.

— У тебя нет выбора.

— А я думаю, что есть. — Он все равно не хотел говорить мне правду. Вот вам и мое право на обиду, и папино признание в том, что он совершил ошибку. — Что если я выбрала именно это?

— Бьянка, это не тот случай, когда ты можешь выбирать. Не позволяй своему гневу взять верх над здравым смыслом.

— Хватит, поговорили, — отрезала я и двинулась прочь.

Я думала, что он пойдет за мной, но он этого не сделал.

Ночью я лежала в кровати миссис Бетани, положив брошь на тумбочку. Коллаж Ракели на стене был ярким, как ночник, и я изо всех сил пыталась радоваться его ярким краскам и моим будущим планам, как делала это раньше. Но ничего не получалось — я думала о моей матери. Это разрывает ей сердце.

Пока я злилась на маму с папой (а я до сих пор была в бешенстве), наш разрыв меня не мучил. Но иногда я вспоминала, как мы были близки друг с другом, и тогда так сильно по ним скучала, что становилось невыносимо больно.

То, что я потеряла, потеряно навеки. Или нет? Не знаю, как можно по-другому относиться ко всему их вранью.

Дверь в дом с грохотом распахнулась. Я вскочила с постели и крикнула:

— Кто там? — Мне даже в голову не пришло, что если это злоумышленник, то лучше затаиться и молчать.

Злоумышленником оказалась миссис Бетани, но это как-то не радовало. Несмотря на поздний час, на ней по-прежнему было то же самое платье, в котором она вела сегодня уроки. Видимо, работала допоздна. Глаза ее яростно пылали.

— Идемте со мной!

— Куда?

— Чтобы предстать перед вашим обвинителем и — хочется надеяться — опровергнуть ее слова.

Что бы это значило? Мне стало страшно, внутри все словно оборвалось.

— Я... хорошо, только дайте я оденусь.

— Халата вполне достаточно. Мы должны решить этот вопрос безотлагательно.

Очевидно, больше никаких объяснений не будет. Трясущимися руками я натянула купальный халат, завязала пояс и сумела опустить брошь в карман так, что миссис Бетани этого не заметила. Я чувствовала: брошь должна быть со мной.

Когда я застегнула на шее обсидиановый кулон, миссис Бетани повернулась и повела меня в школу. На самом верху северной башни ярко светились несколько окон, в том числе и то, где, по моим представлениям, жила Черити.

— А мои родители там, наверху?

— У меня сложилось впечатление, что вы больше не нуждаетесь в их обществе, — сказала миссис Бетани. Ее длинная юбка волочилась по траве. Она ни разу не оглянулась, очевидно не сомневаясь, что я иду следом. — Я уверена, что вы и сами превосходно справитесь.

Я очень сомневалась, что она действительно хочет, чтобы я справилась. Миссис Бетани была в бешенстве, но я никак не могла понять, сердится она на меня или на кого-то другого, но если учесть, что шли мы в комнату Черити, я подозревала, что на кого-то другого.

Мы молча поднимались по винтовой лестнице. Я нервно крутила в руках пояс от халата. Понятно, что мой «обвинитель» — это Черити, но в чем она меня может обвинять?

И тут я поняла. Ужас стиснул меня, как чей-то сильный кулак. Я остановилась на пороге, не желая заходить внутрь.

— Миссис Бетани... если бы мы с вами могли просто поговорить...

Она протянула руку, распахнула дверь и втолкнула меня внутрь.

Черити сидела в самом центре комнаты на стуле с высокой спинкой, одетая в школьную форму «Вечной ночи» — единственная не рваная одежда, которую я когда-либо на ней видела. Руки она чинно сложила на коленях и выглядела так обманчиво... Я потрясенно поняла, что в комнате есть еще кто-то: Балтазар, сидевший на небольшой скамейке в углу. Судя по его безвольной позе и болезненному выражению лица, он не поддерживал свою сестру, а тоже был обвиняемым.