Алисия Дэй - Освобождение Атлантиды

— Нет, никогда больше я не собираюсь встречаться с Доктором Кунцом, мама. Он думает, что я безумна. Он отказался мне верить, даже когда я представила ему доказательство, увидев видение о его сыне, державшем карандаш, сделанный для него.

— Это было не очень хорошо с твоей стороны, Кили. Сочинить историю о том, что его бедный маленький мальчик запер в туалете свою сестру, — с упреком сказала ее мать.

— Это была не выдумка, и если бы ты за ним наблюдала, когда я рассказывала ему о своем видении, то узнала бы, что он уже некоторое время подозревал своего сына в грубом обращении с сестрой. В любом случае, я не могу к нему вернуться, даже если бы и хотела. Доктор Кунц прогнал меня, лишив возможности быть его пациентом.

Она не знала, как психотерапевт мог такое сделать — прогнать человека — но, очевидно, мог. Как и большинство людей, которые видели ее "талант" вблизи, он не хотел иметь с ней ничего общего. Возможно, в этом была некая ирония. Даже психотерапевт думал, что она одержима. Может быть, она не должна была туда идти, хотя бы для того, чтобы сохранить в тайне собственную уязвимость.

Она надеялась, что он, по крайней мере, научился контролировать своего сына.

— Я могу поговорить с папой?

— Да, он, гм… — голос ее матери дрогнул. — Он немного задремал.

Точно. Ком в горле Кили внезапно стал гораздо больше.

— Папа за всю свою жизнь никогда не дремал, мама. Ты не могла хотя бы попытаться придумать что-то более правдоподобное?

— Кили, ты знаешь, что он тебя любит. Он только не знает, как обходиться с твоим… твоими проблемами.

— Ты права, мама, — она пыталась не показать свою горечь в голосе, но могла сказать, что уже потерпела неудачу. — Моя проблема. Хорошо, э… я должна идти. Меня ждут сотни сообщений голосовой почты и писем, на которые я должна ответить. Знаешь, от людей, которые действительно хотят поговорить со мной.

— Кили! Это несправедливо. Ты ведь знаешь, что я всегда рада слышать тебя.

Кили смягчилась.

— Я знаю, мама. Я думаю, что смогла бы приехать к вам на этой неделе. Мы могли бы поехать к…

— О, милая, только не на этой неделе. Мы, ах, мы так заняты. Я позвоню тебе в этот уикенд, и мы еще поболтаем, хорошо?

— Ты права, мама. Хорошо. В этот уикенд. Я… — голос Кили задрожал, но она глубоко вздохнула и вынудила себя произнести слова. Заставив себя сказать слова матери, которая даже видеть ее не хотела. — Я люблю тебя, мама.

— Я тоже люблю тебя, детка. Мы скоро поговорим.

Повесив трубку, Кили опустила голову на руки на свой пыльный стол в тихом офисе и, наконец, дала волю слезам.

Настоящее время,

Пустота, созданная Анубизой,

богиней Хаоса и Ночи

Джастис плавал в темном измерении, состоящем, в основном, из боли, его ум восстанавливал воспоминания, пытаясь осознать самого себя. Вязкая, как густая темная микстура, наколдованная черной волшебницей, его окружала боль, насмехалась над ним, ударяла его и укачивала, пока он не перестал существовать, разве только как молящий бога раб, не по своей воле участвующий в запутанной и мучительной игре.

Его сознание уменьшилось до мерцающего света размером с микроскопическую булавочную головку. Он знал свое имя, знал, что он Джастис [4] Justice (англ.) — справедливость в необъятной несправедливости, знал, что его жертва спасла жизнь другим, чьи имена давным-давно стерлись из его памяти. Но благородство ничто против боли; боль съедала благородство, поглощала силу, пожирала гордость. Поедала тело, пока то, что осталось от тела, не начинало гореть в кислотном восстании против сознания. Сознание кричало и выло, молчаливые вопли протеста против непобедимого зла, которое слизывало его кровь, пировало его ужасом и смеялось с темным юмором, полным тоски.

Воспоминания вспыхнули, дразня его своим исчезновением. Сначала проблеск. Была пещера, потом было после. Потом началась боль. В этом, по крайней мере, он был уверен.

Медленно приходя в сознание, Джастис пробудился в кошмаре, который определенно существовал в самом нижнем из девяти кругов ада.

Сделано в Вегасе.

Он смерил взглядом занавеси самой большой в мире кровати, которая была задрапирована — без шуток — черным и красным атласом. Никаких излишков. Резные столбики кровати в виде сатиров и нимф, похожих на мутантов, изображающих извращенные половые акты, которые нарушали, по меньшей мере, несколько законов физики, после атласа даже не удивили его.