Вирджиния Кантра - Морской лорд

Ее семья повернулась, чтобы посмотреть на нее с разной степенью беспокойства, сожаления и удивления.

Она сжалась внутри, ощущая тонкой паутиной завесу, которую она воздвигла вокруг себя.

Странно, но именно Конн спас ее.

— Тогда мы должны отложить обсуждение, пока все не будут свободны, — сказал он.

— Сегодня вечером. В вашем доме.

Дилан и Реджина обменялись взглядами.

— Мама закрывает сегодня вечером. Я могу попросить ее присмотреть за Ником, — сказала она, имея в виду ее восьмилетнего сына.

Дилан кивнул.

— Мы придем, — сказал Калеб. — В восемь?

— В восемь.

Холодный, непроницаемый взгляд Кона на мгновение задержался на Люси.

Она снова почувствовала ту опасную дрожь, то текучее напряжение и уставилась на ноги.

Уходи, — яростно думала она. — Пожалуйста, только … уйди.

После длительной паузы, звякнул колокольчик. Дверь за ним закрылась.

Регина выдохнула.

— Хорошо.

На гладком лбу Маргред появились морщины.

Калеб потер шею.

— Послушай, Лу …

— Я в порядке, — быстро заверила она его.

И все так и было бы. Как только она смогла бы остаться одна. Как только она смогла бы взять себя в руки, заделать все щели в спасительной стене, которую она построила вокруг себя и своих эмоций.

— Я увижусь со всеми вами позже. Или, гм, нет, — сказала она и незаметно продвинулась к двери.

— Причина не в тебе, — сказал Дилан. Она была уверена, что он хотел быть добрым. — Это не имеет к тебе никакого отношения.

Она сумела отыскать улыбку и закрепила ее на лице.

— Верно.

Она не знала, что происходит. Она не знала, почему была исключена, даже из собственной семьи. Почему она была другой.

Когда она достигла двери, ее рука задрожала. Она дернула ручку, отчаянно пытаясь сбежать до того, как бурлящие в ней эмоции найдут выход сквозь трещины.

Она вышла на дорогу, ведущую к дому, лицом к туману, приходящему с моря, обнимающего ее толстовку и ее самообладание. Визит Конна не имеет к ней никакого отношения, так сказал Дилан.

И все же…

Она добралась до вершины холма. Последний луч рассеивал свет сквозь прорехи на небе, нанося мазки красного и золотого на водную гладь гавани. Ветер, треплющий ее волосы, принес запах соли и крики чаек. На одно мгновение, Люси подняла лицо к ветру и позволила себе вздохнуть, позволила себе мечтать, позволила себе тосковать.

Затем она пошла вглубь острова, к темным шпилям елей и белой церковной башне, поднимающейся в полосах тумана. Направляясь домой. Одна.

На деревьях плакала птица.

Сердце ее стучало.

Не поворачивая головы, она почувствовала, когда Конн вышел из тумана, следуя за ней.

Она не подпрыгнула и не завизжала.

Конн предположил, что должен быть благодарен за это. Она была либо храброй, либо очень невозмутимой.

Львица? — гадал он. — Или овечка?

И та и другая подходили для его целей.

Они шли в тишине под удлиняющейся тенью деревьев. Воздух был наполнен влагой и ароматом сосен. Туман блестел на черной дороге и собирался на светлых волосах девушки, подобно вуали из жемчужин. Она шла широкими шагами, как мужчина, крепко скрестив руки на груди. На него она не смотрела.

Конн думал, что она стесняется. Теперь он гадал, а действительно ли ее оберегали. В ней было спокойствие, которое не было полностью естественным, настороженность, которую он распознал, почти такая же, как обязательная дисциплина, выученная им, когда он пришел к власти.

Абсурдно. Она была слишком молода, чтобы научиться такому контролю, слишком человеком, чтобы нуждаться в этом.

Он не знал, что сказать ей.

Ее брат Дилан был селки. Ее брат Калеб был женат на одной из них. Для Конна, однако, было ясно, что ее семья ей ничего не сказала. А стоило ли? Давняя вражда между детьми моря и другими элементалями, детьми огня, не имела ничего общего с ней.

Тем не мене образ ее лица вытащил его из башни и заставил пересечь полмира. Он следил за ней почти обиженно.

— Я думала, вы поговорите со всеми позже. В доме, — сказала она себе под ноги. Длинные, стройные ноги, отметил он, в обуви, которая когда-то была белой.

— Да. — Он скрестил руки за спиной. — Я разговариваю с тобой сейчас.

Она повернула голову.

— Почему?

Такая прямолинейность была неожиданной и отчасти сбивала с толку.

— Я хотел бы узнать тебя лучше, — осторожно сказал Конн.

— Почему? — повторила она, раздражая его.

Конн не привык отчитываться за свои действия. Даже его хранители не задавали вопросы. Вряд ли он смог бы сказать ей, что пытается выяснить какой интерес или возможную пользу она может представлять для него.