Кейт Тирнан: Сиккер

Наконец, я решил по крайней мере постучать и попытаться выяснить направление. Я поднялся на крыльцо, кутаясь в пальто. Так близко, я почувствовал, что могу обнаружить присутствие человека, хотя оно не было сильным или ясным, что было необычно. Я постучал по грубой не крашенной двери, морщась когда мои холодные пальцы поцарапались о дерево.

Внутри, была небольшая перетасовка, потом тишина, и я стучал снова. Подойдите, я думал. Я только хочу получить дальнейшие указания. Без предупреждения я чувствовал, что что-то коснулось моего присутствия, как будто кто-то бросил свои чувства идентифицировать меня. Мои глаза расширились в удивлении, и затем дверь медленно заскрипела открываясь, признающий тусклый свет отразился в темном интерьере. Мои глаза немедленно приспособились, и я видел, что стоял перед Даниэлем Найэлом, моим отцом, впервые через одиннадцать лет.

Этим утром я проснулась, и да, Хантер все еще был в отъезде. Мое сердце глухо стучало, и я думала как дни тянутся, пока я без него, когда не было возможности поговорить с ним, или увидеть, или потрогать. Дагда и я размышляли над этой мрачной реальностью, когда мама постучала в мою дверь и спросила, собираюсь ли я пойти в церковь с ними. Спонтанно я сказала да, зная что служба отнимет пару часов от "времени без Хантера" и может быть отвлечет меня на некоторое время. Поэтому я приняла душ, оделась и пошла вниз получила наказание от родителей пойти наверх переодеться, потому что я выглядела неопрятно. Я позаимствовала платье Мэри Кей, которое по счастливой случайности слишком длинное для нее.

Это началось, когда мы вышли на улицу. Сначала я думала, что мне померещилось — это не имело смысла. Но затем я подумала, о Богиня, и поняла что Хантер должно быть сделал заклинание перед тем как уехал из города вчера.

Это была прекрасная магия. Я не знала как он сделал это, но я знала что это он, и я почти начала плакать. Это было почти везде куда я смотрела, все утро, в виде ветвей, в струйке дыма от выхлопной трубы папиного автомобиля, в кривой маминого шарфа как он лежал через плечо. Как-то Хантер нанес буквы, символы и руны практически на все, что я видела: пересекающиеся ветки образовывали "X", от Хантер. Изогнутые линии листьев на улице образовывали "М", от Морган. Я была руной Кор, для огня и страсти, и покраснела, вспоминая ночь пятницы. Мое сердце светилось когда я видела Geofw. Одним из ее применений является для укрепления связей. И в линии светло-серых облаков плавающих над нами я увидела Peorth: выявление скрытых вещей и также женская сексуальность. О, Богиня, я так сильно его люблю!

Морган

Я читал книги, в которых людей "поражало безмолвие", и для меня это всегда звучало как если они просто не могут быстро реагировать. Способность быстро реагировать всегда была одной из моих сильных сторон, но она покинула меня сейчас и я вглядывался в человека передо мной.

Я знал как выглядит мой Отец. Хотя с не привез фотографии с собой в Америку, у меня были мои воспоминания, и они всегда казались точными, последовательными и полными. Но они не соответствовали этому человеку в дверях. Это не мог быть Отец. Это была невероятно плохая имитация Отца, выдолбленная оболочка того, кто когда то был моим отцом. Мой взгляд метнулся беспокойно над ним, видя поредевшие серые волосы, впалые щеки с глубокими морщинами, худое, практически истощенное тело. Его одежда была потерта, его лицо небрито и здесь был сырой затхлый воздух, вытекающий из темного дома. Моему отцу только 46. Этому человеку было около 60.

Он вглядывался в меня вдумчиво, но без удивления: он не узнал меня. У меня возникло внезапное, иррациональное желание повернуться и бежать — что то во мне не хотело знать, как он дошел до такого состояния. Я боялся. Затем, медленно, пока я стоял там, в его глазах появился тусклый свет, он осмотрел меня более тщательно, он смерил меня взглядом сверху донизу, пытаясь вычислить насколько его сын вырос за 11 лет.

Расплывчатое неверие сменило подозрительность в его глазах, и затем мы обнимались молча, охватив друг друга длинными руками как высокие пауки. В моих воспоминаниях мой отец был высоким, огромным. В реальной жизни я был выше его на дюйм или два и перевешивал его может быть на 2 камня. И я не здоровенный.

Мой отец отступил и держал меня на расстоянии вытянутой руки, его руки на моих плечах. Его глаза, казалось, запоминали меня, запоминали мой образ, мой отпечаток. Тогда он сказал, “О, Джиоманах. Мой сын.” Его голос походил на тонкую, острую часть сланца.