Усилием воли я отогнала слезы. Принцессы не плачут. Во всяком случае, на людях.
— Тогда почему бы вам не оставить меня одну? — спросила я гувернантку, одаривая ее заученной улыбкой. — Почему никто ни на мгновение не оставит меня одну?
— Мне приказано...
— Вам приказано кричать на меня и называть уличной девчонкой?
Мне не стоялось на месте, и я принялась ходить взад-вперед, как зверь в клетке. А я и есть зверь в клетке.
— Завтра мне исполняется шестнадцать. Крестьянских дочерей в этом возрасте никто не называет девчонками. Они уже взрослые замужние женщины с двумя, а то и тремя детьми. А мне не позволяют одной пройти по коридору собственного замка. Обязательно кто-то меня сопровождает.
— Проклятие...
— Вы ведь даже не верите в это проклятие. Хотя в нем есть доля правды. Я говорю не про веретено, а про смерть. У меня каждый день — это смерть при жизни. Думаете, после шестнадцати моя жизнь изменится? Проклятие кончится, но меня выдадут замуж и не спросят, хочу ли я жить с этим человеком. Родители составят выгодную партию. И снова мне будут говорить, как себя вести, во что одеваться, что есть и так далее. До конца моей жизни. Я лишь молю, чтобы она оказалась не слишком долгой и могила принесла мне благословенную свободу. Так что не волнуйтесь, госпожа Брук. После вашего гнета я попаду под другой.
Я все-таки заплакала и никак не могла унять слезы.
— Ну какая вам разница? — спрашивала я в промежутках между всхлипываниями. — Я что, не могу сама пройтись по комнатам?
Портной смотрел на все это, улыбался и кивал.
Взгляд госпожи Брук немного смягчился.
— Полагаю, вы действительно можете осматривать и выбирать самостоятельно. Всех портных тщательно обыскали и рассказали о ваших особенностях.
— То-то они повеселились, — всхлипнула я.
Госпожа Брук повернулась к портному и заговорила с ним по-французски.
— Благодарю вас, — сквозь всхлипывания произнесла я.
Немного успокоившись, я сказала ему, тоже по-французски:
— Я возьму это, бледно-сиреневое. И то тоже.
Я указала на красивое платье из ярко-красного атласа с открытыми плечами, сшитое по моде английской королевы Марии. Поначалу я намеренно не обращала на него внимания, а сейчас нашла вполне привлекательным.
Госпожа Брук подала мне чертеж с расположением комнат.
— Просто укажете на понравившиеся вам платья, и портные их отложат.
Я кивнула и взяла у нее чертеж. Свобода! Целый час свободы!
Избавившись (пусть на время) от живых оков в лице госпожи Брук, я стремглав понеслась по коридорам замка. Я с удовольствием покачалась бы на тяжелых люстрах. Но до них мне было не достать, и я просто подпрыгивала, протягивая к ним руки. Моя жизнь не стала менее ужасной. Но, выпросив у госпожи Брук этот час свободы, я собиралась насладиться им в полной мере.
Я быстро выбрала пять платьев, и среди них не было ни одного голубого или синего. Все они годились для недели празднеств, не более того. Нашлось и зеленое, однако его оттенок не совпадал с цветом моих глаз.
— Оно будет прекрасно сидеть на вас, — сказал мне английский портной.
Я понимала, куда он клонит. Если на столь важной церемонии принцесса предстанет облаченной в его платье, его слава и известность сразу же возрастут. До конца жизни он будет именоваться не иначе, как «портным ее высочества Талии, принцессы Эфразийской».
Возможно, на этом все бы и кончилось, но молодой парень, его подмастерье, сказал:
— Хотя это платье и не совпадает с цветом ваших удивительных глаз, оно обязательно подчеркнет их красоту.
Портной велел парню замолчать, дабы не позорил их обоих, говоря такие вещи принцессе. Но я повернулась к подмастерью и улыбнулась ему. Парень был одного возраста со мной. Скорее всего, сын портного. Я сразу заметила, что он ладный и для простолюдина очень приятный на лицо. Его глаза были василькового цвета.
— Ты так думаешь? — спросила я парня.
Он покраснел и опустил глаза.
— Ваше высочество, я не хотел вас оскорбить, но я так думаю. Это платье будет замечательно сидеть на вас, как и любое платье, которое вы надеваете.
Была бы я девчонкой-простолюдинкой, могла бы кокетничать с таким парнем, и никакая госпожа Брук не зудела бы под ухом со своими приличиями. А еще лучше — была бы я этим парнем. Совсем мальчишка, а уже ездит по далеким странам. И учится шить платья. А я ведь ничего не умею. За все эти годы не сделала ничего полезного. Можно сказать, вообще ничего не сделала, если не считать дурацких занятий вроде рисования цветов. Чтобы научить меня рисованию, отец нанял известного художника, синьора Маратти. Намалеванные мною цветы отец повесил у себя в спальне, где их больше никто не видит. Или быть принцессой — и есть мое главное занятие?
Читать дальше