Ульяна Каршева: Тёмные плясуньи

- Нам пора, дядя. Увидимся, когда ты этого захочешь. Но сегодня мы пропустили занятия в академии. Отдохнём этот день, и завтра у нас учёба. Так что и мы идём спать.

Он коротко и почтительно поклонился Сиг-Дха, и все трое зашагали к входной двери. Причём парочка слегка посмеивалась над фамильяром, который ещё не привык к своей новой форме и спотыкался, не всегда правильно ставя мягкие толстые лапы.

Когда молодые люди ушли, Сиг-Дха тяжело задумался. Какая тайна связывает старую Трису и девушку Лирейн?

Хотелось спать, но пока сон оставался несбыточной мечтой.

Первым делом надо было заняться вещицей, доставшейся от Католдуса.

Коршун встал от стола и неуверенно побрёл в спальню. Одновременно он вспоминал Кернея и насмешливо думал о себе, что он после долгого лежания на магическом рисунке тоже разучился нормально ходить. За спиной, негромко переговариваясь, слуги принялись за уборку со стола… Он зашёл в свою спальню, поражаясь одной только мысли, что сейчас ляжет на чистое постельное бельё и будет спать столько, сколько сможет: представители службы королевских магов предупредили, что не будут беспокоить его по делу о Маровых болотах трое суток.

Со столика, стоявшего рядом с его кроватью он взял артефакт с кровью его рода и тяжело задумался, вспоминая брата… Девочка права в своём желании вознаградить Лиама. И он, Коршун, сделает это обязательно…

Он снова увидел перед глазами картину, вызывающую у него противоречивые чувства. Ритуальная комната. Лиам стоит на коленях у тела своего отца, а тот смотрит на него слабеющими глазами, чьи веки закрываются уже сами по себе, смотрит - не в силах поднять голову и шепчет только одно: “Прости, сын, прости! Это моя вина… Моя! И моё наказание за твою жизнь!”

Сиг-Дха тряхнул головой, чтобы отогнать навязчивую картину.

- Что же я могу сделать для тебя, Лиам? - спросил он сам себя и поклялся узнать, как живёт и чем живёт молодой мужчина, сын Католдуса. А потом уже, исходя из этого знания, придумать, как и чем одарить его.

А пока - надо уничтожить артефакт, который Католдус, так и не смирившись, снова хотел использовать, чтобы перевести кровь Коршуна в ритуальный рисунок.

Маг подошёл к окну и протянул навстречу солнечным лучам ладонь с лежащим на ней аграфом. Тёмно-красный камень аграфа на свету вспыхнул так, словно изнутри в него плеснули кровью. Но солнечные лучи продолжали вливаться в камень, и тот сначала треснул… А Сиг-Дха всё глядел на него, мысленно проговаривая заклинание… Треснувший камень мгновениями позже распался на несколько осколков, каждый из которых постепенно растаял, и вскоре на ладони мага лежала обычная застёжка для плаща, нисколько не магическая.

Двадцать вторая глава

Даже после самого тяжёлого учебного дня Ирина не могла спать так, как спала Оссия: рыженькая ложилась, закрывала глаза, замирала - и просыпалась только утром, по звонку магического будильника. Ирина же ворочалась с боку на бок так, словно легла после учебных пар, на которых только и делала, что дрыхла.

Сонно приоткрыв глаза в ночь, девушка сообразила, что времени до утра хватает, что сама она лежит на спине и что очень хочется повернуться, потому что спина слегка застыла. Только начала переворачиваться, как обнаружила, что ноги плотно прижаты к кровати какой-то мягкой тяжестью. Пробурчав: “Керне-ей! Опять разлёгся!”, Ирина попыталась вытащить ноги из-под дикого кота, величиной с овчарку и с гепардовой расцветкой, которой сейчас в темноте не видно. Только было хотела предупредить-пригрозить: “Не уйдёшь - получишь!”, как услышала ответное недовольное ворчание, а затем одну ногу ей избавили от мягкого груза, перекатившись к другой, на которую с блаженным вздохом положили ушастую голову.

За прошедший месяц освободившись от проклятий и отделавшись от обязательных ночных бдений в замке Коршуна, Керней на удивление быстро обзавёлся всеми кошачьими ухватками. Теперь он не мог ухватить когтями бокал с чаем, зато благодушно лакал молоко из блюдечка - причём с таким воодушевлением, что лакание больше походило на чавканье - на зависть фамильяру-ящерке Оссии. Раньше Керней ходил с невольной важностью, а теперь стремительной тенью перемещался по комнате, отдыхать предпочитая, прыгнув на одёжный шкаф, куда Ирине пришлось бросить старый зимний плащ Лирейн.

И, когда замерзал, словно обычная кошка, прыгал на кровать Ирины и засыпал, сначала притулившись к её ногам, а затем постепенно наваливаясь на них полностью. “Как на батарею!” - мысленно возмущалась Ирина, которая под весом дикого кота и шевельнуться не могла порой.