Елена Тодорова: Моя судьба, моя любовь…

Когда, мы оказались в шумном, полном людей порту, я отчаянно молилась, дабы мне больше не пришлось пересекать океан.

На пристани нас ждала карета с гербовым знаком маркиза Шепердстоуна. По сравнению с экипажем в Каире, она была просто роскошной. Бордового цвета, снаружи отполирована до блеска. Предупредительный лакей открыл нам дверь, и я убедилась, что внутри ещё краше. Мягкая белая обивка, инструктирована золотом. И ехать в этом экипаже было комфортней.

Ну не обольщайтесь, что я привыкаю. Это после путешествия я такая добрая.

Однако, через 8 часов пути, я уже была не так благосклонна. Теперь мне казалось, что меня подбрасывает на каждой ухабине. Несмотря на холодную погоду за окном мне было жарко и душно. Тело покрылось потом от напряжения. И как маркизы могут спать в это время?

Наконец, мы свернули на подъездную аллею Эмильтон-Хауса, и я с облегчением вздохнула.

Когда карета остановилась я сидела, сжав руки в кулаки. Где этот лакей? Мне не терпелось выйти на свежий воздух, но открыть дверь самой было не позволительным. Это я усвоила.

Чарльз все же не дождался и сам вышел из кареты. Потом помог нам с Элизабет.

Когда я увидела поместье Эмильтонов, я замерла от восхищения. Дом величественно стоял в центре участка. Это было большое трехэтажное здание, выполненное из серого камня, местами обвитое ветками дикого плюща. Вокруг дома располагались всевозможные клумбы и газоны. Начинали цвести первые цветы. Деревья густо покрытие листвой сочного зеленого цвета. А воздух был таким свежим, ароматным, что первое время было больно дышать.

Чарльз с Элизабет, так же как и я наслаждались этим видением, когда парадная дверь открылась и к нам на встречу поспешили лакеи.

Чинно кланяясь, они приветствовали нас дома.

Мы вошли в дом. В фойе нас ожидали более двух дюжин слуг. Во главе стоял мужчина, высокомерно задрав нос.

— Добро пожаловать домой, милорд, — проговорил он, чересчур торжественно. Потом менее помпезно добавил: — Маркиза, рад вас видеть. — И наконец, его взгляд скользнул ко мне: — Мисс.

Я машинально показала ручку в знак приветствия, но, слава Богу, маркизы этого не заметили. Зато мужчина был ошарашен, но быстро справился со своими эмоциями.

— Спасибо, Гастингс, — сказал Чарльз, и я широко распахнула глаза от удивления. — Так приятно оказаться снова дома.

Гастингс? Не он ли предок моей тетушки? Как я понимала, он был дворецким. Ага, вот и знакомый нос с горбинкой. По выражению тетушки — орлиный нос аристократов. Ох уж и старая лиса. Аристократка, блин!

Тем временем Гастингс словно прочел мои мысли и скользнул по мне неодобрительным взглядом. Хотелось показать ему язык, но я сдержалась, лишь улыбнулась. Его лицо снова приняло невозмутимое выражение.

Он подал знак, едва заметно кивнув головой и слуги кланяясь, разошлись. Ну и дисциплина.

Я решила пройтись по дому. Ознакомится. Внутри дом был светлым и уютным. Полы были начищены до блеска, канделябры сверкали, отбрасывая разноцветные блики на белоснежные стены.

Скажу честно, данная обстановка была роскошью даже в моем времени. Поэтому в первый раз после моего появления в 1815, я почувствовала себя королевой.

Я бродила по дому, забыв об усталости. Все было как в сказке. Очень впечатлил огромный бальный зал, где, казалось, можно было вместить все население графства. Шаги эхом отзывались, когда я ступала по начищенному до блеска паркету.

Но особенно мне понравилась моя спальня. Она была решена в бежево-сливочных и зеленоватых тонах. Потолок, если присмотреться был тонирован очень светлыми, сильно разбавленными оттенками этих цветов. Стены обтянуты шелком приглушенно-зеленого цвета. По центру стояла большая двуспальная кровать. На полу был застлан толстый персидский ковер.

Уставшая, испытав за день столько эмоций, я уснула, как только моя голова коснулась подушки. Засыпая, я блаженно улыбалась.

Жизнь в Эмильтон-Хаус завертелась с огромной скоростью. Элизабет посчитала, что я вполне освоила правила этикета и эти ужасные занятия прекратились. Зато на третий день моего пребывания в графстве приехал учитель танцев. Это был пожилой старик со сдержанными безукоризненными манерами. Он терпеливо сносил, когда я наступала ему на ноги или ошибалась в движениях. Надо сказать это было довольно часто. В принципе сами движения я воспринимала быстро, так как имела чувство ритма и гибкое тело. Но никак не могла запомнить, что зачем. Но главной моей проблемой, как говорил мистер Томпсон, была поспешность. Я привыкла к быстрым танцам и как не старалась, в конце концов, получалось так, что я волочила бедного старика по танцевальному залу. Да-да, я вела. После таких па он был обычно смущен и раздосадован, но никогда не повышал голос на меня.