Андрей Буторин - В ОДНУ РЕКУ ТРИЖДЫ... - Осторожней с прошлым

– Соревноваться будем? – подмигнула женщина. – Давай так: расходимся в разные стороны, а через пару часиков снова здесь встретимся.

– На количество или на вес? – усмехнулся я. Мне все интересней становилась эта загадочная красавица, хотя насчет «тараканов» в ее голове я уже почти не сомневался.

– А как бы ты хотел?

– Рыбу считают по хвостам!..

– Ладно, – тряхнула женщина посеребренной челкой. – А как насчет приза победителю?

Я смутился. В невинном, казалось, вопросе мне послышался недвусмысленный намек. Но я снова ошибся. Она стала вдруг очень серьезной и сказала:

– Если я выиграю, ты мне кое-что пообещаешь...

– Так не честно, – попытался я свести все к шутке. – Мало ли что ты попросишь сделать!..

– Я попрошу, чтобы ты кое-чего не делал, – не приняла шутку седовласка. – Чтобы ты пообещал не делать этого! – Ее серо-голубые глаза и впрямь стали почти безумными, подернулись хмурыми тучами и заблестели.

– Хорошо, – согласился я, опасаясь нервировать душевнобольную. – А если выиграю я?

– Сначала выиграй! – дурашливо фыркнула женщина. Тучи в глазах моментально рассеялись.

– И все-таки? – Я широко улыбнулся, стараясь удержать бедняжку в хорошем настроении подольше. Но получилось наоборот, та снова нахмурилась.

– Тогда я предскажу тебе будущее, – тихо, но отчетливо сказала она, и по спине моей вдруг пробежались мурашки.

– Хорошо, – поспешно сказал я снова. – Тогда я пошел?

– Давай, – подмигнула заиндевелая красавица.

Выиграла она, вновь поймав двух щук. Мне даже показалось, что это те самые, вчерашние рыбины. Разумеется, это было не так – одна из них еще была жива и вяло разевала жабры.

Мне же удалось вытянуть лишь одного окуня – правда, весьма упитанного.

– Два-один, – подвела итог женщина. – Проиграл ты, Саша.

– Вижу, – притворно вздохнул я. На самом деле я был даже рад этому. Кто знает, как отнеслась бы к проигрышу сумасшедшая? Нет, напрасно я так говорю, сумасшедшей она, конечно, не была! И все же, все же, все же...

– Пришла пора расплачиваться. – Женщина заглянула мне прямо в глаза, и я чуть не утонул в зовущей непонятно куда сероватой голубизне.

– Я готов, – сказал я охрипшим вдруг голосом.

– Обещай мне, – торжественно и строго заговорила победительница, – что ты никогда больше в своей жизни не будешь ни с кем соревноваться в рыбной ловле!

– По хвостам или по весу? – усмехнулся я.

– Не надо шутить! – повысила голос женщина, и от его неожиданно зловещего тона мне стало и впрямь не до шуток. – Ты проиграл и должен пообещать это мне!

– Хорошо, я обещаю!.. – поторопился выпалить я. А что я еще мог сказать?

– Пойми, Саша, – жалобно, словно извиняясь за резкость, заговорила прекрасная рыбачка, – от твоего обещания очень многое зависит! Очень-очень многое… Прошу тебя, не забудь про него!..

– Я обещаю, – закивал я, сделав серьезное лицо. – Никогда и ни с кем я не буду больше рыбачить наперегонки!

– Посмотри на реку… – неожиданно сменила тему женщина. Взгляд ее стал мечтательно-чистым, в глазах прибыло небесной голубизны, вытеснив речную серость. – Посмотри, как неспешно, но уверенно несет она свои воды. Час за часом, год за годом, век за веком… Ей нет дела до нас, до наших страданий и радостей, ей наплевать, кого мы любим и ненавидим, о ком тоскуем и грустим. Она всегда одинаковая, эта текущая вода… Ты веришь, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды?

– Конечно, – осторожно сказал я. – Это народная мудрость.

– А всегда ли народ мудр? Разве он состоит не из людей, которые вечно совершают ошибки?

– На ошибках люди учатся, делают из них выводы и оставляют потомкам в виде народной мудрости…

– Нельзя ничему научиться на чужих ошибках, – печально покачала головой незнакомка. – Это тоже народная мудрость. А свои – не всегда удается исправить… – Она вскинула голову, обдала меня небесным светом глаз и отрывисто, со всхлипом, сказала: – Прощай, Саша! Будь счастлив, живи долго!.. – И побежала, не оглядываясь, по мокрому песку, оставляя за собой, словно капельки слез на щеке, цепочку быстро наполняющихся водой следов.

До вечера я ходил словно пришибленный, образ странной женщины никак не шел из головы. Я, словно наяву, видел, как убегает она вдоль надменной свинцовой реки, унося мой покой на ивовом кукане…

За ужином – рассыпчатой, с румяной корочкой поверх чугунка, пшенной кашей – только что из русской печи; под парное молоко из глиняной кринки (я думал, что такие остались лишь в музеях), я не удержался и спросил бабу Машу о седой красавице.