Кэти Лав - Отказаться от клыков

— Но ты ведь больше не человек, — сообщила ему тогда Лила. — Ты теперь вампир. И ты мой. А значит, куда более могущественный, чем все эти смертные людишки.

И он ей поверил. Он превратился в того, кем был, потому что поверил ей.

Почему он думает об этом? Он ведь больше не вампир! Он изменился. Добровольное изгнание, строго выверенный распорядок дня, Двенадцать Шагов. Все это было для того, чтобы… сделать его лучше.

Да уж, Лила бы посмеялась, если бы увидела его сейчас. Живет в трейлере, пьет через трубочку, прячется от соседки.

Это и есть твой гениальный план спасения?

Опять его мысли обрели насмешливые интонации Лилы.

Нет! Это отличный план. И он работает. Просто надо быть немного осторожнее. Чуть увеличить дозу крови, чтобы избежать ситуаций, когда голод берет верх. Надо сохранять спокойствие. Он просто потянулся к Джоли, как алкоголик к бутылке виски.

— Тебе просто надо быть немного бдительнее. Завтра ночью все будет о’кей, — сказал он себе. И, усмехнувшись, покачал головой. — А еще надо перестать болтать с самим собой.

Он зашел в комнату и включил телевизор. Шум голосов заполнил трейлер. Успокаивающий звук, который заглушил скрип украшений с соседского газона и шепот в его голове.

«Девятнадцать девяность пять за этот нож для салата «Salad Shooter» — просто неслыханная цена. Но это еще не все, что вы получите. Мы также подарим вам лучшую в мире Овощечистку — единственную овощечистку, которая вам когда-либо понадобится. А также этот нож для вырезания семян из плодов — яблок, груш, помидоров, — одним легким движением запястья. И все это по одной супернизкой цене. Это предложение не может длиться вечно. Звоните прямо сейчас!»

Кристиан уставился на сияющее лицо в экране телевизора. Реклама. Он видел ее и раньше, но теперь обратил внимание на убежденность продавца во время всего ролика.

Разве смертные живут в мире, где нож для салата способен сделать жизнь лучше? Судя по словам этого оживленного торговца, да, и Кристиан не мог не почувствовать зависть. Он подумал о Джоли и о том, что могло бы сделать его жизнь лучше. Но даже одна мысль о ней вызвала в его теле бурную ответную реакцию. Так, это должно прекратиться.

Он вернулся за компьютер, сел, развернул окно блога и дописал:

Постскриптум:

Я вдруг понял, что никогда не интересовался жизнью моих читателей. А как дела у вас?

Ну что же. Он заводит знакомства. Шаг одиннадцатый выполнен. О Джоли можно теперь забыть.

— Черт возьми, — пробормотала Джоли, уронив очередной стакан. Уже третий за ночь. Повезло хоть, что этот не разбился.

Она не может позволить себе новый набор посуды.

— Чем это таким у тебя сегодня голова забита? — спросил Джед.

Она улыбнулась старику, который помогал ей с уборкой. Он жил в лачужке ненамного лучше собачьей будки, прямо позади бара. Джоли решила, что в качестве арендной платы ему вполне можно поручить работу уборщика.

— Ничем. Просто я сегодня неуклюжая.

Он кивнул, но вряд ли поверил. И был прав, потому что мысли ее сегодня были далеко отсюда. Нападение Вэнса. Деньги. Наглый, грубый, высокомерный и чересчур много о себе возомнивший сосед.

Самую большую тревогу, конечно, вызывали деньги. В конце концов, она выросла среди своих, не отличающихся тактом, родственничков, так что к грубости ей не привыкать. Надо тратить все силы на бар. И заставить его приносить прибыль.

В баре было около двадцати посетителей — довольно людно для вечера среды. Тем не менее, даже два десятка клиентов не могли отвлечь ее от печальных дум. И, хотя у Джоли был вполне реальной источник для тревоги, снедали ее именно мысли о высокомерном соседе. Она прокручивала в голове вчерашние события снова и снова. И из-за этого была такой рассеянной.

Она никак не могла понять, почему. Может, причина крылась в разочаровании, ведь она и правда надеялась, что они могут стать друзьями. А парень чётко дал понять, что она ему совсем не интересна. Но куда больше столь явной демонстрации недружелюбия ее расстроило оскорбление. Стало быть, он счёл ее некрасивой. Это еще можно пережить. Но ведь его насмешливое замечание значило еще и то, что она была недостаточно стильной, чтобы зваться столь причудливым французским именем.

И именно это заставило ее переживать сильнее всего, потому что всю свою жизнь она слышала подобное дерьмо. Ее семья была никчемной. Она сама была никчемной. Но ведь она — это нечто большее, чем фамилия… или имя, если уж на то пошло. Она знала, что так и есть; и собиралась это доказать.