Карен Монинг - Прикосновение теней

И долгий миг спустя перевернула тело.

Если у меня и оставались какие-то сомнения в его смерти, теперь они исчезли. Его глаза были открыты. И пусты.

Иерихона Бэрронса больше не было.

Я зажмурилась и потянулась вовне своим чутьем. Но так его и не почувствовала.

Я одна на этом утесе.

Никогда я не была настолько одинока.

Я перепробовала все, что можно, чтобы оживить Бэрронса.

Я вспомнила о мясе Невидимых, которое мы целую вечность назад, когда я готовилась встретиться с Гроссмейстером, уложили в мой рюкзак. Большая часть мяса уцелела.

Если бы я только знала тогда то, что знаю сейчас! Что в следующий раз я увижу Иерихона Бэрронса мертвым. И последними словами, которые я от него услышу, будут «И "ламборгини"», произнесенные с волчьей ухмылкой и обещанием, что он всегда будет идти за мной, дышать мне в шею и прикрывать мою спину.

Извивающиеся кусочки Носорога в баночках из-под детского питания были на месте. Я сунула их между окровавленных губ Бэрронса и закрыла ему рот. Когда мясо выползло из рваной раны на шее, мой проглоченный крик чуть не оглушил меня.

Я не могла связно мыслить. Паника и горе ослепили меня. Бэрронс сказал бы: «Бесполезные эмоции, мисс Лейн. Преодолейте их. Перестаньте реагировать и начните действовать». Ну вот, он снова со мной заговорил.

Чего бы я для него не сделала? Ничто не казалось слишком отвратительным или варварским. Это Бэрронс. Я хочу, чтобы он снова был собой.

Риодан исполосовал его тело от живота до груди, а затем перерезал горло. Я аккуратно оттянула татуированную кожу на животе и засунула мясо Невидимого в желудок. Мясо вылезло наружу. Я подумала, как бы зашить его, чтобы заставить тело переварить плоть Темного Фейри, но у меня не было ни иглы, ни нитки.

Я собрала внутренности Бэрронса и засунула их обратно, располагая в некотором подобии порядка, и смутно подумала, что веду себя не вполне нормально.

Когда-то Бэрронс сказал: «Попытайтесь войти в меня, посмотрим, как глубоко вы сможете пробраться». Я держала руку на его селезенке и думала: «Ну, вот она я. Слишком неглубоко и слишком поздно».

Используя свою новоприобретенную способность к Гласу, я приказала Бэрронсу подняться. Когда-то он говорил мне, что учитель и ученик приобретают иммунитет друг к другу. Неудача меня почти обрадовала. Я боялась, что Глас поднимет зомби, движущегося, но не живого.

Я открыла Бэрронсу рот, закрепила его с помощью палочки, разрезала себе запястье и позволила крови стечь ему на язык. Резать пришлось несколько раз, глубоко вонзая нож, — я все еще продолжала исцеляться. В итоге я только залила тело Бэрронса своей кровью.

Я попыталась найти в своем таланте ши-видящей хоть что-то, способное исцелить его. Но не нашла.

И внезапно меня охватила ярость.

Как он может быть мертвым? Как он смеет быть смертным? Он никогда не говорил мне, что смертен! Если бы я знала, я бы вела себя с ним совсем иначе.

— Вставай, вставай, вставай!

Его глаза были открыты. И меня бесил их пустой, отсутствующий взгляд, но я не могла их закрыть. Сделать это — означало бы признать Бэрронса мертвым. Это было выше моих сил.

Я никогда не закрою глаза Иерихону Бэрронсу.

При жизни он ни на что не закрывал глаз. И хотел бы не закрывать их и после смерти. Ритуалы для него ничего не значили. Где бы ни был Бэрронс, он бы высмеял меня, попытайся я устроить нечто вроде похорон. Это слишком мало для такого большого человека.

Положить его в гроб?

Никогда.

Похоронить его?

Ни за что.

Сжечь его?

Но и это станет признанием его смерти. Мне придется смириться с тем, что он мертв. А я никогда не смогу этого сделать.

Даже после смерти Бэрронс выглядел неукротимым. Его тело, покрытое черными и алыми татуировками, могло бы принадлежать древнему титану, павшему в битве.

Я села на землю, осторожно приподняла его голову, просунула под нее колени. Рубашкой и горячими слезами, которые никак не останавливались, я оттерла грязь и кровь с его лица.

Резкого, прекрасного, нездешнего лица.

Я касалась его. Снова и снова поводила пальцами, запоминая мельчайшие черточки, пока не выучила наизусть, так что могла бы высечь его в камне, даже ослепнув.

Я поцеловала его.

Легла рядом, вытянулась на земле. Прижалась к нему всем телом и обняла.

Я обнимала его так, как никогда не решалась при жизни. Я рассказывала ему то, что не могла сказать раньше.

На некоторое время я перестала понимать, где заканчивается он и начинаюсь я.