Алексис Морган: Когда все поставлено на карту

— Это не совсем так, Джос.

Она замерла на полушаге и затем медленно повернула к нему лицо:

— Ты имеешь в виду тот вечер, когда ты испил моей крови?

Огонь в его взгляде напомнил ей то, о чем на самом деле она никогда не забывала. Ее рука невольно потянулась к небольшой двойной отметине на коже, которую он ей тогда оставил, но в последний момент сдержала этот порыв. Он-то, конечно, знал, где этот шрам находится, даже если никому больше это не было известно. Да и откуда? Эти маленькие отметинки могли быть замечены разве что при медосмотре.

В своих мыслях она невольно перенеслась в ту ночь. Кланы вампиров тогда отчаянно враждовали между собой: их союзы со сложной иерархией то возникали, то распадались, расстановка сил менялась не то что каждый день — иногда каждый час. Как уже напомнил Рафферти, подпитка кровью своих собратьев не считалась среди вампиров чем-то предосудительным, — пожалуй, это даже было в порядке вещей. Но в тот день из-за сложностей в отношениях между группировками кому-то из дружески расположенных к клану Рафферти вампиров пришлось прибегнуть к услугам того, кого он сам уже выбрал себе временным партнером. В сложившейся обстановке Рафферти не решился рисковать выгодным для себя нейтралитетом и потому был вынужден опасно долго обходиться без свежей крови.

С самого начала их знакомства они частенько прогуливались вместе, стараясь держаться многолюдных улиц. Иногда — это случалось довольно редко — Рафферти даже провожал ее до дому, после того как они засиживались допоздна на своих заседаниях. Но каждый раз, когда она должна была свернуть с главной улицы, они прощались, поддерживая друг у друга иллюзию, что их отношения не более чем случайное знакомство.

Однако в тот вечер все изменилось. После заседания он, казалось, был на грани жизни и смерти. Она жила рядом, поэтому, буквально притащив его к себе, сама предложила ему воспользоваться ее шеей или запястьем. Он отказался, так как след от укуса невозможно было бы впоследствии скрыть. До рассвета оставалось совсем немного, когда она решилась на значительно более смелое предложение. До сих пор она ощущала, как его губы нежно скользили по ее коже, не спеша опускаясь к пульсирующей венке на верхней части ее бедра. Одного прикосновения к зажившей ранке было достаточно, чтобы пробудить в ней пьянящее воспоминание о его теле, почувствовать его на себе, в себе… В тот раз у них хватило сил противостоять переполняющему их желанию, о чем, правду сказать, она с каждым днем жалела все больше и больше.

— Ты умирал тогда…

— Каким бы убедительным оно тебе ни казалось, это всего лишь оправдание. — Он сделал попытку подняться, совсем забыв про сковывающие его цепи. — Я чуть с ума не сошел только от желания вновь прикоснуться к тебе. И уже тогда решил расторгнуть мою помолвку.

— Ты никогда не говорил мне об этом.

Не то чтобы это сейчас имело для нее какое-то значение. По сути, она уже сдалась, понимая, что не сможет более оставаться беспристрастной ни в чем, что каким-либо образом касалось Рафферти.

— Брось, Джос, тогда у меня с тобой не было ни шанса. Срок моего мандата на Совете к тому моменту почти истек. По его окончании мы бы, конечно, могли быть вместе, но, случись все так, как я хотел, это неизбежно поставило бы под угрозу всю работу Совета на той сессии. Я бы, может быть, и пошел на это, но ты…

Однако воспоминания и запоздалые сожаления не могли изменить печального положения вещей. Настало время из грез и фантазий вернуться в реальность.

Она вновь заняла место в кресле и продолжила допрос, изо всех сил стараясь сохранить сухой, деловой тон:

— Так ты подозреваешь, что твоя бывшая невеста тебя подставила?

— Да, именно так. Это единственное объяснение, которое мне кажется разумным. Мы с покойным давно конфликтовали… Петра знала, что меня непременно обвинят и я пошлю запрос на твое имя. Она бы не решилась убить нас обоих, а так…

— Если мне придется привести приговор в исполнение, это будет означать, что она в отместку нанесла по нам двойной удар, а сама при этом осталась неуязвимой!

Они встречались с Петрой лишь несколько раз, но взаимная неприязнь, которая сразу установилась между женщинами, не исчезала уже никогда. Джослин была достаточно честна перед собой, чтобы признать, что в ее чувстве к невесте Рафферти примешена изрядная доля ревности, однако дело этим не ограничивалось.

Эта особа относилась с презрением ко всем, кто не принадлежал к высшему эшелону вампирской иерархии. Ее появление на заседании Комитета вносило столько враждебности, что порой его работа была на грани срыва. Если окажется, что именно Петра стоит за возбуждением дела против Рафферти, Джослин не колеблясь прижмет эту сучку к ногтю!