Татьяна Корсакова - Музы дождливого парка

— Да, он почувствовал. — На плечи легли прохладные ладони Марты, едва ощутимо пробежались по шее и затылку. — У тебя очень необычный пес. — Марта взъерошила его волосы и спрятала руки в карманы куртки. — А ты сам ничего не чувствуешь, Арсений?

Он не чувствовал. Не чувствовал ровным счетом ничего. Ну, разве только исходящий от колонны холод. Что означает этот холод, он мог только догадываться.

— Она там. — Марта отступила на шаг, словно даже находиться рядом с колонной ей было неприятно.

— Кто? — Одной рукой Арсений обхватил за шею нервничающего Грима, а второй пошарил в нише. Пальцы скользнули по гладкой поверхности задней стенки и почти тут же провалились в разлом. Ощущение холода стало невыносимым.

— Мельпомена. Предпоследняя жена Саввы Стрельникова. — Голос Марты был теперь еле слышен. Арсений отдернул руку, выпрямился. — Все думали, что она сбежала с любовником, а она не сбежала, она здесь. Он замуровал ее в колонну. Тайник лучше делать в месте, которое все обходят стороной. Вот в таком месте…

Творец,1984 год (Урания)

Свое восьмидесятичетырехлетие Савва отмечал скромно, в кругу семьи. Жена, дочери, внуки… Что еще нужно для спокойной и светлой старости? Возможно, простому обывателю, старику, жизнь которого перевалила на девятый десяток, больше ничего и не нужно, но Савва не был обычным стариком! Черт возьми, он вообще не чувствовал себя стариком! Да и не выглядел. Он не знал, что поддерживало в нем бодрость и молодость духа: то ли творчество, то ли ежедневное общением с музами, то ли свет, исходящий от Наты…

Нет, Ната тут точно ни при чем. Это было странно, непостижимо, но это оставалось фактом. Ната по-прежнему светилась сильно и ровно, как двадцать лет назад, вот только свет этот больше не обладал живительной силой для Саввы. Сначала это удивляло, потом начало раздражать, а сейчас… сейчас, сидя во главе праздничного стола, Савва с трудом сдерживал ярость.

Это несправедливо! Ната в свои пятьдесят выглядела как тридцатипятилетняя, а он вынужден довольствоваться теми жалкими крохами, которыми делятся с ним музы. Он не может так жить! Зачем ему нужен ее бесполезный свет? Зачем она ему нужна?..

— С днем рождения, дорогой!

Ната смотрела ему в глаза, и было совершенно непонятно, каких демонов она успела разглядеть на дне его зрачков. Она была самой странной, самой непостижимой из его жен. Он прожил с ней двадцать лет, но до сих пор не подобрал ключик к ее душе. Ната его так и не полюбила. Благодарность — вот, пожалуй, единственное чувство, которое она к нему испытывала. Да и когда это было? Сколько лет назад? А что сейчас? Внешняя безупречность, соблюдение приличий, раздельные спальни… Даже к недавно нанятому садовнику, заскорузлому и неопрятному, она, кажется, испытывала больше чувств, чем к собственному мужу. Она находила время, чтобы поговорить с каждым в доме. С каждым, кроме него — Саввы…

— Спасибо, Ната. — Он улыбнулся, и по ее до сих пор безупречно красивому лицу промелькнула тень. — Надеюсь, ты знаешь, как много значишь для меня, любимая?

Она знала. Савва понял это по тому, как напряглись и побелели ее губы, как пальцы нервно сжали льняную салфетку. Она знала его лучше всех остальных его жен. За двадцать лет трудно сохранить в тайне абсолютно все.

Ната боится муз, ненавидит павильон, никогда не пользуется обсерваторией. Что это, необоснованный, чисто интуитивный женский страх или нечто большее? Что знает она о его музах? Что успела узнать о нем самом? Что-то непременно должно было произойти в ее жизни, что-то особенное, заставившее ее закрыться окончательно, перерезать ту тонкую энергетическую пуповину, без которой Савве не жить.

Может, дело в павильоне? Ната переступила его порог только однажды, когда еще безумно влюбленный в нее Савва закончил обустраивать обсерваторию. Тогда он так и не понял, что заставило ее побледнеть, отчего она едва не потеряла сознание и наотрез отказалась принимать его щедрый подарок. Возможно, смерть, прикидывающаяся мраморными изваяниями, смогла до нее дотянуться, коснуться затылка ледяным дыханием, шепнуть что-то предупреждающее. А может, дело в снах, которые посылала Нате мстительная Лала? Что он знает о ее снах? Что там было в ее кошмарах? Какие тайны могло приоткрыть растревоженное подсознание?..

Пустое. Глупо задавать вопросы, на которые никогда не получишь ответы. Гораздо разумнее предпринять то, что раз и навсегда избавит его от сомнений. Ната должна исчезнуть. Он все обдумает, сделает так, чтобы никто ни о чем не догадался. А пока нужно приниматься за дело. Савва устало прикрыл глаза, мысленно уже касаясь ладонями лица каменной Урании…