Альбина Андерсон: Падение

— Ты что, Глеб? Обедать? — спросила его Вера Петровна. На ее теле бисером рассыпаны капли воды. Она только что вылезла из бассейна и все пропустила.

— Жениться его заставляют, — пояснил отец.

Глеб молча кинул свои вещи в маленький рюкзак и медленно, с достоинством, удалился в сторону забора. Это означало: Плевать я на вас хотел, достали.

Степенно дойдя до конца короткой аллеи, он неожиданно в три шага разбежался, перепрыгнул через ограду и пропал за голубыми, давно некрашенными досками.

— У него гормоны, — сказал отец.

Вера Петровна промокнула лицо полотенцем и повернулась к дочери.

— Ты можешь его не доставать? Хотя бы один день?

— Гормоны не извиняют хамства, — вздохнула Алина Евгеньевна и с сочувствием посмотрела на Киру.

Семья Анечки-Котят отдыхала в коттедже, напротив главного корпуса. От коттеджа Зиминых и Миловановых к нему можно было пройти сквозь урючную рощу. Кира знала, что Анечка и ее родственники в столовой, на обеде. Они всегда ели во вторую смену. Возле двери стояли белые кеды, Кира знала чьи. Анечка — высокомерная, набитая дура, которая только и знала, что хлопать ресницами и лизать чупа-чупсы. А когда жевала жвачку, у нее было тупое, отрешенное лицо, как у коровы сторожа. Кира медленно прошла по аллее мимо двери, но тут же вернулась. Соблазн был слишком велик. В Анечкины кеды она с удовольствием до краев, налила ледяную воду из колонки.

Вечером, Анечка вывихнула лодыжку на корте. Испорченные кеды сохли на деревянных брусьях скамейки. Принимая подачу Глеба, она успела дотянуться ракеткой, но запуталась в ремешках вьетнамок и с воем рухнула на покрытие. Она так орала, что Кира, собиравшая для них мячи в канаве, оступилась и до крови содрала коленку. До самого медпункта Глеб нес свою подружку на руках. Почти целый километр в гору. Прихрамывая и согнувшись под тяжестью двух ракеток, Кира волочилась за ними. Она была виновата во всем, плакала, но не жаловалась. Тонкой струйкой кровь стекала с ее коленки. Глеб взмок и покраснел, но было видно, что никакая сила не заставила бы его остановиться и передохнуть. Русая, выгоревшая голова Анечки лежала на его плече, а тонкая, в золотистых волосках рука обвивала его напряженную шею. Прямо как на картинке в дневнике. Только Киру вытолкали, а в лодку вместо нее нахально залезла другая. У края дорожки Кира присела на скамейку, силы покинули ее. Обняв свое раненое колено, она горько зарыдала. Глеб и Анечка уплывали вверх по аллее. Ей уже не догнать их. Она плюнула на коленку и размазала пальцем кровь. Потом свернула с аллеи в тенистую хвойную рощу, где никогда не была раньше и в изумлении остановилась у огромной, раскидистой арчи. Под ветвями исполинского дерева прятался волшебный замок. Ветви сплетались в сводные потолки и отдельные горницы и там был даже чудесный трехствольный трон в центральной зале. Настоящие царские покои, хорошо бы здесь пожить. Или повесить хрустальный гроб на цепях и возлечь в него. Ждать когда Глеб придет и поцелует ее. Тогда она распахнет глаза, улыбнется и величественно встанет из гроба. А если не поцелует? Сощурит глаза и скажет: О, Миловановское насекомое, тьфу! И ей придется лежать еще тысячу лет. Ой, а это что у нас здесь такое? Гриб! Чудесный, с рыжеватой в крапинку шляпкой. Наверняка ядовитый. Как раз то, что надо. Жизнь, в принципе кончена. Глеб и так ее ненавидит, а если бы узнал и про кеды…Она откусила маленький кусочек и проглотила. Запах сырости и кошачей мочи ударил в нос. Кира запихнула в рот весь гриб и быстро, не дыша сжевала его. Так Вера Петровна учила ее пить рыбий жир, чтобы не рвало от запаха. Потом она легла на землю и стала ждать смерти. Но смерть все не приходила и Кире стало скучно. Тогда она решила сначала пойти поужинать, потом поиграть в карты, а померетьуж совсем ночью, когда все будут спать.

В кровати она обняла мать и зашептала: Вера Петровна, я ночью наверное умру. Ты только сильно не переживай…,- она не смогла договорить, потому что громко заплакала. Умирать уже расхотелось, было жалко маму, Мусю и вот еще вспомнилось, что в сентябре начнутся репетиции Конька-Горбунка в настоящем театре. И в последние недели мая, перед каникулами, в хореографичке только об этом и говорили. Вера Петровна была сумашедшей матерью. Она сразу решила ехать в Ташкентский госпиталь ночью, через опасный горный перевал. Но Алина Евгеньевна ее отговорила. Да и отец Глеба выпил к тому времени четыре банки пива.

— Вера, уже три часа прошло, симптомов никаких. Посмотри на нее, какая хорошая! Зачем рисковать? Станет плохо, тогда и поедем.