Блэки Хол: Sindroma unicuma. Finalizi (СИ)

Воздушные миражи смела огненная конница, пронесшаяся смерчем по арене, обдав мне лицо и руки жаром. Пламя ластилось и плясало, покорившись музыке, и, глядя на замысловатые завихрения, я позабыла о том, что сила неукрощенной оранжевой стихии ужасна и разрушительна.

Огонь пал под натиском водяных валов, рухнувших с потолка и разбившихся на мириады капель. На меня дохнуло водяной пылью. Крохотные частички воды зажили по собственным законам физики, устроив на арене круговерть, из которой рождались объемные фигуры различных существ - животных, птиц, людей. Подобный прием использовался в фонтане кафе "Инновация", но здесь, в амфитеатре, иллюзии, увеличенные в несколько раз, поражали размахом. Я, например, замерла от испуга, когда водяная фигура человека высотой метров шесть или восемь, привстав на одно колено, наклонилась к зрителям и сдула с раскрытой ладони моросящий дождь, вызвав дружный визг в рядах.

Короткие нечастые вспышки высветили тени, двигавшиеся по арене. Как правильно предположил Петя, создатели иллюзий оделись в черное, чтобы не отвлекать публику от представления. У меня же не укладывались в голове количество задействованных людей и объем технических средств, благодаря которым состоялось грандиозное представление.

А музыка диссонировала и вела за собой, заставляя сердце трепетать от восторга. Хор то позволял одинокому контральто вести сольную партию, то перекликался с ним, возносясь высокими нотами и опадая басами. На арене вода смиренно отступила перед холодом, в мгновение ока превратившись в сверкающие замороженные крупинки. Они зазвенели в унисон с певческим многоголосием, и от хрупкого хрустального перезвона защекотало резонансом в груди. Ледяная сияющая карусель ускоряла вращение под мелодию, которая разрослась и зазвучала торжественно, заполнив зал.

Меня охватила эйфория. Казалось, я могла коснуться любой из нот, пронизывающих пространство музыкой.

Неожиданно пение оборвалось, и одновременно ледяное хрустальное облако взорвалось изнутри, расцветши как одуванчик тысячами голубоватых вспышек.

На несколько долгих секунд в амфитеатре воцарилась гробовая тишина, а потом грянул шквал невообразимых аплодисментов и криков: "Браво!", "Брависсимо!". Я тоже хлопала, отбивая ладоши, и лишь позже, придя в себя после потрясения, почувствовала, что мои щеки влажны от слез.

Ох, и наговорились мы с Петей! Нас обоих прорвало - мы жестикулировали, прерывали друг друга, вспоминая наиболее впечатляющие моменты, и не заметили, как добрались до последнего и самого важного этапа сегодняшних испытаний - Большого банкетного зала и гостей, его переполняющих.

Все-таки есть преимущество в том, что никто из разодетой публики не знает тебя, за исключением единичных товарищей, от встречи с которыми уберегает судьба. Вокруг десятки незнакомых людей, и можно слиться с толпой, растворившись в сутолоке приглашенных.

Большой банкетный зал назывался большим по праву. Он был действительно огромен - широкие окна, высокий потолок с лепниной, повсюду позолота, потускневшая перед блеском драгоценностей. Поскольку в закрытом помещении набилось четыре тысячи гостей - говорящих, смеющихся, покашливающих, шуршащих платьями, - то поднялся довольно-таки громкий гул.

Влившись с Петей в толпу, мы некоторое время прохаживались по течению, обсуждая представление в амфитеатре, но вскоре уморились и примолкли. Часы с гномиком остались в швабровке, поэтому, по моим предположениям, на один круг уходило в среднем около пятнадцати минут неспешного шага. Прогуливаясь с чемпионом под ручку, я разглядывала гостей и зал, начав нервничать. И долго мы будем натаптывать мозоли?

С другой стороны, хорошо, что про нас забыли. Может, меня минует близкое знакомство с премьер-министром? Я не гордая, а вот Петя, наверное, не сдастся легко, если нас не пригласят на помост для фотографирования, потому что в характере любого спортсмена заложено стремление к победе. Он разыщет распорядителей приема и потребует восстановить справедливость, то есть право пожать руку руководителю страны. Зря, что ли, Петя, тренировал крепкое рукопожатие?

Не миновало.

Каким-то немыслимым образом чемпиона идентифицировали в прогуливающейся толпе. Мужчина в официальном черном костюме сказал что-то Пете на ухо, и кавалер потянул меня за собой, стараясь не отстать от проводника. У меня противно задрожали губы.

Рубля Леонисим Рикардович оказался именно таким, каким я его навоображала, когда изучала атлас политических деятелей. Премьер-министр походил габаритами на Стопятнадцатого, но если высокорослая фигура декана дышала статью полководца, то руководитель страны был грузен и мешковат. Нет, Рубля не был низок и толст животом, он выглядел большим вширь, а не в высоту. И еще от него ощутимо пахло потом.