Рина Зелиева: Лабиринты ада

- Боишься? - поддела ее Лиса. - А я думала, что ты совсем бесстрашная.

Девушка не отреагировала.

- Я сама боюсь, - неожиданно призналась блондинка, поеживаясь и никак не решаясь открыть дверь.

Что-то подсказывало Видане, что Алиса страшится вовсе не аварийного состояния дома и всех возможных вытекающих последствий его посещения. Она до смерти напугана тем, что внутри него.

Глава 23.

Женщины недолго плутали по сумрачным коридорам. Они остановились у двери, оббитой порванным грязным дерматином.

Видана, понимая, что цель их движения достигнута, собрав всю свою волю в кулак, нажала на ручку. Было не заперто. Противный жуткий скрип, и они очутились в маленьком темном коридорчике.

- Идем, - Лиса внезапно вернулась к своему обычному образу невозмутимой, хладнокровной, полностью владеющей собой особы.

В маленькой скудно обставленной комнатушке с клочками порванных засаленных обоев на стенах в углу на узкой, застеленной давно не стиранным бельем неопределенного цвета кровати сидела маленькая девочка, примерно лет семи-восьми от роду. Она, опершись на колени и локти, скорчилась, уткнувшись лбом в тощую подушку.

- Малышка, - Видана присела рядом с постелью, опустив руку на ее голову с разметавшимися вокруг длинными черными волосами. - Где твоя мама?

Девочка села, скрестив ноги, и посмотрела на вошедших.

Глаза Даны встретились с ее: огромными, черными поглощающими. На детском пухлом розовом лице ребенка горели адским пламенем окруженные морщинами и редкими белесыми ресницами, задетые краем небытия, глаза старухи. Они, таящие в своих глубинах все тайны времени, затягивали ее в зловещий омут мрака, словно две разверзшиеся темные дыры вселенной. Там, далеко в глубине, таился леденящий кровь ужас, кошмарная истина, которой касаться не хотелось. Ее парализовал страх. Все что угодно. Она отдала бы все что угодно, чтобы никогда больше не испытывать подобного ужаса.

Девушка не могла ни пошевелиться, ни оторвать взгляда. Слишком цепки были лапы потустороннего мира. Пугающая до жути неподвижность сковала все ее члены, а тело покрылось гусиной кожей. Несмотря на охвативший Веду озноб, у нее на лбу и над губой выступили капельки пота. Она машинально слизнула влагу языком, и это немного привело ее в чувство.

Тут же хваткая холодная ладошка ребенка вцепилась в ее запястье с неожиданной для столь хрупкого создания силой.

- Да. Это она, - скрипучий хриплый старческий голос вновь пригвоздил Видану к месту. - И почему Вир сам этого до сих пор не видит? Или видит?

От сухого каркающего смеха девушку бросила в жар. Ее щеки запылали. В пересохшем горле першило. Но пришло отрезвление. С трудом оторвав от неба, казалось, приросший к нему язык и разомкнув сжатые до боли челюсти, она спросила:

- Кто ты? И что должен был увидеть Вир?

- Зачем тебе знать? Ты еще не осознала, кем являешься сама. Поэтому не можешь постичь то, что видишь.

Всё напряжение последних часов и бесконечные загадки довели Дану до грани. Она злобно выдернула руку и вскочила, сверкая глазами не хуже этой странной девочки. Ну, в том, что это не ребенок, она была уверена. Что же это тогда вообще такое? Да что за хрень? Видана резко повернулась к Алисе, задав ей этот вопрос.

Та стояла, застыв каменной статуей неподалеку, являя собой эталон спокойствия, но в ее взоре метался зашкаливший пределы возможного ужас.

- Слушай ее. И молчи, - только и смогла ответить Лиса спустя несколько бесконечных минут дрожащим от напряжения и ужаса голосом. Было такое чувство, как будто, ей с большим усилием удалось разомкнуть сведенные судорогой окаменевшие губы.

- Ну? - повернулась Видана опять к невероятному существу.

Ее страх внезапно пропал. Его сменили любопытство и какая-то необыкновенная легкость. Стало как-то немного смешно от нелепости всей этой сцены. Пропала вся живость эмоциональных реакций. Словно, она присутствовала на представлении театра уродцев. Настолько невообразимо и дико все это было. То, что сейчас она видела, ломало все ее представление о мироздании, шаблонность суждений, взглядов и мышления. Жуть сменилась рассеянностью, непониманием, недоумением. Она чувствовала утрату связи с прежним миром, враждебным, жестоким, но ясным. Но признать очевидность и право быть того, что сейчас происходило, значило усомниться в собственной дееспособности. Что, впрочем, после всех предыдущих событий, странным не являлось.

- Не нужно потешаться, - девочка видела ее насквозь. И, как будто, чувствовала. Говорила она медленно и протяжно, голос был тусклым, не громким. - Ты такая же, как я. Спустя много-много лет станешь такой. Поэтому Виру ты не по-зубам. Как он этого еще не понял? Не осознал твоего предназначения?