Мария Смык: Полюбить и выжить (СИ)

Дни потекли за днями. Тусклые, безрадостные, ненавистные. И сделать ничего нельзя было ни с собой, ни с этим ужасным состоянием. Иногда хотелось вскочить, расколотить тут все к черту, удариться головой об стенку, заголосить по бабьи, но Вита ничего не могла поделать, поскольку не владела ни телом, ни обстоятельствами, ни даже этой никчемной жизнью. Она было хотела отказаться от еды, но глаза Гледис заботливые, переживающие, любящие и почему-то такие родные, смотрели прямо в душу. И она не могла им отказать даже в этой малости. А тело… Оно по-прежнему было чужое и не хотело подчиняться, звуки не складывались в слова, руки только и могли комкать одеяло, а голова была подобно чугунному казанку — неповоротливая, тяжелая, пустая.

Она спала и ела, не зная день или ночь. Зарешетчатое малюсенькое окно в огромной комнате было одно и затянуто старой слюдой. Иногда по утрам солнечные лучи пробивались сквозь эту преграду и тогда даже на душе становилось чуть-чуть светлее. А еще приходили сны из той жизни и маленький Антошка, смешно агукая, пускал слюни. Она прижимала его к груди, смотрела как он ест и хотела навсегда остаться в этом времени. Вита была вообще сумасшедшей мамашей. Когда ей впервые положили маленький, пищащий, самый красивый на свете комок на живот и она увидела своего долгожданного, выстраданного (всю беременность была угроза ее прерывания) ребенка, она дала себе слово всегда быть рядом с ним. Гуляя на детской площадке, они тогда еще жили в обыкновенной «хрущевке», она услышала столько ужасов о детских яслях и садиках, что сразу заявила мужу: их сын будет расти только дома и никому она его не доверит. Сережа сначала только посмеивался, но потом поняв, что она всерьез, забеспокоился. Лина вставала несколько раз за ночь, проверяя как ребенок дышит, после каждого кормления взвешивала его на весах. Стоило Антоше немного повысить голос, как у нее начиналась чуть ли не истерика. Муж пригласил врача, окружил заботой и вниманием, и постепенно она научилась себя сдерживать. Чуть Тошенька подрос, она ударилась в другую крайность — развивающие игры, разные секции. Ее и сына день был расписан по минутам. Она сдержала свое слово — везде была с ним. На удивление мальчик рос веселый, озорной и очень добрый. В школе с первого класса он был лидером. Его любили, уважали. А еще у него было изумительное чувство справедливости и товарищества. Поэтому в их доме всегда было полно Антошиных друзей. А Сергей? Когда первая эйфория их чувств притупилась, когда начали вылезать недомолвки и подавленные обиды, он просто взял и отвез всю семью в старый заброшенный дом друзей. Они там провели самое счастливое лето в их жизни. И с этого момента как — то по новому взглянули друг на друга. Потом Сережу пригласили в огромную компанию, а потом он создал и свою. Им везло на друзей, на просто случайных людей, казалось им во всем несказанно везет. И вдруг эта злосчастная фура, перечеркнувшая все.

Она лежала и перелистывала воспоминания, как самую интересную книгу, желая вырвать последние листы и все переписать заново. И почему это невозможно? Часто слушая причитания доброй Гледис, хотелось заорать:

— Хватит! Да, ударь уже меня, наконец. Приведи в чувство!

Но та только охала и ахала, упрашивала и все повторяла, что надо помнить о предках.

— Мне нет до них никакого дела, я их не знала и знать не хочу! — хотелось крикнуть женщине. Но она по прежнему могла сказать только «пить», «хочу», «не хочу» и еще пару простых, незатейливых слов.

Как-то слушая в очередной раз пространные рассуждения служанки о родителях Аманды, Вита вдруг осознала, что отец был магом. Вот теперь вспомнилось и то видение, которое пришло к ней сразу же, как только она сюда попала. Но собственные переживания, душевные метания и ностальгия по прожитым годам задвинули этот сон далеко. Она его забыла. Но теперь ухватилась, как утопающий хватается за соломинку. Если ей каким-то образом удалось переместиться в чужое тело, может быть и ее родные так же уцелели? Тогда, как их найти? А если нет. Как с помощью этой чертовой магии оказаться снова там и предотвратить аварию? Магия! В ее мире это было выдумкой и сказкой. Здесь же — повседневной жизнью. Что там сказал этот — ее «отец»?

— Магия в тебе замолчит, но придет время и проснется?

А про какие секреты рода он говорил? И вообще, почему с тех пор, как она сюда попала, ни разу ни одно воспоминание этой несчастной Аманды не пришло в ее голову? Неужели все было для нее на столько безрадостно?