Роузи Кукла: Кадеточка

Я ушел от нее, после нашей первой встречи, только под самое утро. Уже стало светать, и я с наслаждением шагал, по такой спокойной степи, в это раннее утро следующего дня, после моего ночного бдения вместе и в ней, с той, которая сделала меня этой ночью, мужчиной. Ох, как же мне было хорошо! Как же необыкновенно легко и какое во всем теле наслаждение, от этой первой в моей жизни мужской усталости. Усталости, от работы мужчины в любви с женщиной.

Утро, и в кубрике уже пробуждались, я так удачно вписался с ними вместе, что мне даже подумалось, что они и не заметили, что я все это время отсутствовал.

Но это я так думал, а они, оказывается, знали, что я не вернулся, что не пришел спать и где–то в неведомом месте всю ночь проболтался. Они это знали, молчали и меня прикрыли. Буквально и в переносном смысле.

Буквально, это когда на ночь, вместо меня, они положили под одеяло несколько скрученных вместе шинелей и натянули поверх одеяло. Кто разберется, тем более в темноте, ночью, среди всех остальных спящих тел на кроватях. А в переносном смысле, ну вам это понятно. На вечерней поверке, мол, он в карауле, пойди, проверь! А ночью, да вот же он, под одеялом. Только не надо будить, он же с караула. Это понимать надо!

Уже после зарядки, писая, я вдруг обнаружил на самом своем кончике, отпечатки от ее страсти. На самом причинном месте четко отпечатались ее зубки. Это надо же? И когда же это? Я даже не заметил, вот как! Увидел и тут же отвернулся, не дай Бог, кто увидит! Пацаны ведь, засмеют меня!

Потом целый день ходил, что–то делал, но все время нет, нет, да вспоминал все то, что там у нее произошло со мной.

Это потом, спустя много лет я понял, как же мне тогда повезло.

Повезло оттого, что я впервые был с такой женщиной. В ней, удивительным образом, сразу же уживались такие черты, что от нее, я так думаю, потом еще ни один мужчина не уходил с чувством неудовлетворения, а с такими, как и у меня. Неприхотлива, очень заботлива, чуть, чуть суетлива, она все предлагала себя. Она так это делал, необъяснимо приятно мужчине, когда все, что она вытворяла, не унижало, а возвышало мужчину и, конечно же, и меня.

Это потом я понял, что это заложено в ней от породы, той самой породы простых русских баб, которые умели, хотели, желали мужчину, но так, чтобы ему, прежде всего, всю себя и отдать. Отдать это невообразимо прекрасное тело, с его изумительной мягкостью и теплотой, нежностью кожи, чудесными запахами, тихими стонами, чуть слышными вскриками и все для него, для него, для него.

Я даже не думаю, знаю наверняка, что так, как она умеет и любит, так могут только делать не очень красивые женщины. В них природа, как бы в извинение за свой недосмотр вставляет такое тело! Именно так, сначала создала их внутренний мир, а потом, как в награждение за характер, за женственность они получают такое прекрасное женское тело. Наделяет такой привлекательной женственностью и внутренней теплотой, что мне и вообще, всем тем, кому повезло, и они попали под их обаяние и очарование, не броской и очень сердечной и задушевной теплоты, им всем потом надолго остаются в их душе все эти чудесные ощущения. От поцелуя, проникновения, до расплескавшейся в ней страсти.

Видимо, так и случилось с нами. Сначала мы несколько раз сближались, а потом нас стала накрывать эта страсть. И такая, что уже понимаешь и сразу улавливаешь желание в движении, жесте, положения тела, во вздохе, выдохе, придыхании.

Я даже не вспомню, как я оказался лежащим сзади, под ней и как она очень низко присела, над моим лицом, широко раздвинув колени, предлагая, себя моему рту и как я почувствовал, что и она, повернувшись, согнулась и уже нашла то же удовлетворение во мне. Я зарывался лицом куда–то в нее, в такое очень теплое, влажное место, остро пахнущее и страстно возбуждающее мое естество, что у меня все восставало, и прямо взмывало, а я все никак не мог насладиться и насытится ею.

Видимо потом, в том самом, разряжающем удовлетворении, когда ты испил уже все в ее лоно и уже паришь в полудреме где–то высоко, она, добирая во мне драгоценные капли и все, никак не мирилась, не отпускала и ласкала меня там. И видимо так продолжалось долго, потому что я, уже то проваливался, забываясь, а то просыпался, а она все ласкала и ласкала меня. Вот откуда эти ее любовные отпечатки, догадался я.

И вот она теперь рядом, обняла, доверчиво прижалась. В полутьме я расплывчато различаю на ее светлом пятне лица, два темных провала, откуда меня, словно чем–то обдувает теплом и нежностью от ее глаз.