Maxime - Джекпот

Я пялился на её прелестную головку по несколько часов в день, потому что сидел прямо за ней, но никогда бы не отважился первым проявить интерес. Девочек у нас было выше крыше, почему-то в гимназиях они скапливаются в больших количествах. Но я очень стеснялся. Я не знал, как правильно выразить заинтересованность, как заинтересовать, сама идея показать, что тебе кто-то нравится, как-то начать ухаживать казалась мне абсурдной, странной, унизительной. А вдруг мне откажут? Конечно, я думал только о том, как это унизительно. А вдруг согласится? Что я тогда буду делать? Ведь у меня нет денег, чтобы угостить девушку даже мороженым. Мне казалось, что ухаживать можно, только если у тебя есть деньги.

Поэтому я твёрдо для себя решил: чтобы не попасть в дурацкую ситуацию, где больно, горько и обидно, я буду избегать всяких отношений.

А девчонки тем временем влюблялись в меня. Я всегда шутил так, что все в классе ложились на парты. Без пошлостей, ярко, остро, в контексте обсуждаемого предмета. Учителя тоже смеялись с удовольствием. Я не был отличником, но все считали меня самым умным. Все как-то понимали, что я не отличник, потому что немножко лентяй. Все видели, что отличник просто вызубрил предмет и забыл, а я осмыслил и через месяц творчески применил знания.

Мне нравилось такое осадное положение, когда девчонки строят глазки, а учителя всё прощают. Я был любимчиком и тех и других. От этого моя самооценка постоянно росла, но в душе я оставался очень ранимым и одиноким подростком, склонным к самобичеванию, саморефлексии, самоудовлетворению.

Кроме того, в меня влюблялись в основном некрасивые девушки. Когда Анечка вдруг начала проявлять ко мне интерес, просить проверить домашку, объяснить задачу, перевести слово, я даже как-то расстроился сначала. Она больше не казалась мне такой недоступной, и моя тайная стыдливая влюблённость уступила место деловитости, пунктуальности, нарциссизму. Я по-прежнему мечтал хотя бы прикоснуться к ней. В самых смелых мечтах мы обнимались, и я целовал её в блестящие пухлые губки. Но каждый раз, с горечью возвращаясь в реальность, я запрещал себе даже думать о ней.

«У меня нет денег на ухаживания», – говорил я себе.

Я запрещал себе думать о ней, даже когда удовлетворял себя, потому что Аня была чистой, непорочной. Я хотел, чтобы она оставалась такой в моих фантазиях.

Но судьба распорядилась иначе.

Анечка была полная противоположность мне. Она не стеснялась рассуждать о любви на уроках литературы, о пользе марихуаны на уроках «Человек и общество». Мы слушали её, разинув рты. Её суждения были взрослыми, интересными, необычными. Она, как свободный художник, ворвалась в наше болото, заставив нас усомниться в собственной важности. Знания больше не являлись абсолютной ценностью, Аню начали уважать за особое мнение.

Я стал боятся её, потому что она активно выражала свою симпатию ко мне, делала это так естественно, что я чувствовал себя полным идиотом, оставаясь безразличным. Для меня наступили мрачные времена. Я был настолько подавлен, что даже перестал мастурбировать. Мне было очень стыдно, прежде всего перед Анечкой.

После занятий я брёл всегда домой, не разбирая дороги. Одной и той же тропой между домов, под шоссе в переход, через парк. Я избегал случайных встреч с Анечкой, она жила в доме, который стоял на моём пути. Иногда я замедлял ход и даже прятался за угол, когда видел, как она выходит из подъезда.

Как-то раз я не заметил её, и она подкралась сзади.

– Попался! – весело сказала она.

Я чуть не рухнул на месте, так она меня ошеломила. Но вовремя спохватился и включил безразличие, непосредственность, юмор. Это у меня легко получается, когда нужно собраться и не ударить в грязь лицом. Мы мило пообщались по дороге в гимназию.

После этого случая я сам начал догонять её, чтобы она не подумала, что я её избегаю. Столько у меня комплексов тогда было.

Однажды в конце января мы шли вместе домой. Навстречу нам из подъезда вышли трое парней, чуть постарше нас. Они выглядели, как типичные хулиганы и были из другой школы, иначе я бы их узнал.

Гимназистов не любили в районе. Мои одноклассники, жившие возле гимназии, постоянно попадали в какие-нибудь истории.

Парни шли нам навстречу и, поравнявшись с нами, один из них – крайний – неожиданно ударил меня кулаком в лицо. Они прошли дальше, я пошатнулся, но не упал. Я продолжал идти, проклиная этого урода, проклиная себя за трусость, за слабость. Большего унижения в жизни я просто не мог представить. Если бы Аня не видела, как меня ударили, я бы забыл минут через пять. Мне не было больно, удар пришёлся прямо в лоб. Но Аня была рядом. Рядом с трусом, который даже не обернулся, чтобы послать их подальше, который недавно отметил совершеннолетие пятью оргазмами под немецкую порнушку.