Странная Любовь - Жена Кукловода

Какое-то время они ужинали молча, осторожно разглядывая зал, публику и посматривая друг на друга. Хотя музыка звучала так, что совершенно не мешала разговору, отчего-то нарушить молчание никто из них не решался. Официант появлялся все так же беззвучно, чтобы подлить вина или сменить тарелки.

Но хорошее вино, спокойная и приятная атмосфера в зале делали свое дело. Нервное напряжение отпускало, даже ощущение шелковой подкладки маски на лице перестало тревожить Людмилу. Руслан, наконец, нарушил молчание, похвалив выбор вина и кухню. Людмила в ответ – изысканный интерьер и безупречное обслуживание.

Какое-то время они перебрасывались короткими фразами, а вскоре разговор стал и вовсе непринужденным. Руслан начал вспоминать, когда же они в последний раз были в ресторане, а Людмила сразу припомнила корпоративную новогоднюю вечеринку два года назад, когда они участвовали в танцевальном конкурсе и выиграли главный приз – бутылку шампанского.

Постепенно музыка стала громче, ритм – более четким. Добавилось света. Девушки с зажженными свечами на раскрытых ладонях в полупрозрачных туниках встали у каждого столика и замерли будто статуи. Бесстрастные лица, опущенные глаза живо напомнили Людмиле Еву – покорную подружку Шталя.

– Добрый вечер, друзья! – низкий грудной голос, усиленный динамиками, прорвался сквозь рваный ритм свинга.

На полукруглом подиуме возник женский силуэт, освещенный со спины.

– Время начинать. Сегодня не совсем обычный вечер. Среди нас особые гости. Поэтому напомню. Все что вы увидите – происходит по доброй и осознанной воле участвующих. Если действо кажется гостю неприемлемым – он должен молча покинуть зал. Вмешиваться в представление недопустимо.

Людмиле вдруг стало жутко. Она посмотрела на лицо Руслана. Под маской невозможно было угадать его чувства. Он напряженно смотрел в сторону подиума, комкая в руке салфетку.

Сцену залило кроваво-красным светом. Зловещий и трагичный хор «Кармина Бурана» заполнил пространство, загрохотал рокочущий ритм барабанов. Появился мужчина в длинном темном плаще, который он скинул эффектным жестом, оставшись в обтягивающих кожаных штанах и белой рубахе с отложным воротником и манжетами. На лице – бархатная полумаска.

Больше всего он напоминал фокусника. Театральным жестом взмахнул плащом, и вдруг под ним оказалась девушка. Босая, с рассыпавшимися по плечам светлыми волосами. Тоненькая, хрупкая. На ее личике, бледном, застывшем, маски не было. Из одежды – лишь прозрачная туника, как на тех, что замерев, так и стояли в зале со свечами на раскрытых ладонях. Сквозь пронизанную лучами софитов тонкую ткань просвечивала обнаженная грудь и узенькие полоски стрингов. Людмила почувствовала, как к ее щекам приливает кровь, а в висках начинает стучать. Но девушку, похоже, ее наряд ничуть не смущал.

Щиколотки охватывали кожаные широкие браслеты с металлическими кольцами. Такие же, немного уже – на тонких запястьях, а изящную высокую шею – кожаный ошейник с кольцом.

Мужчина обошел кругом застывшую на месте девушку. Откинул назад ее волосы, погладил по щеке. Склонившись к самому уху, что-то шепнул. Девушка медленно спустила с плеч тунику, позволив ей соскользнуть к босым ступням.

Людмиле казалось, что у нее пылают даже уши, она тяжело дышала, и сцепила пальцы, чтобы они не дрожали.

Откуда-то сверху спустили цепи, и мужчина закрепил их концы внизу. Потом пристегнул карабинами руки и ноги девушки к цепям, практически распяв ее между ними. Медленно, почти нежно, будто наездник, успокаивающий лошадь, мужчина оглаживал ладонью ее вздрагивающее тело. Потом взял из рук поднявшегося на сцену помощника черный кожаный хлыст. Вроде тех, что используют жокеи.

Людмила начинала понимать, что за представление предстоит им увидеть. Снова она вспомнила лицо Евы, ласкавшей себя в гостиной Шталя и ее срывающийся шепот: «Пожалуйста, Мастер».

Ее разрывало на части жгучее любопытство и страх. Хотелось убежать, но она не могла оторвать глаз от этой странной пары. Острая жалость к беззащитной наготе жертвы и страх перед ее мучителем мешались вместе, закручивались в тугую спираль возбуждения.

Людмила вздрагивала всем телом вместе с этой девушкой, когда на ее белую кожу опускался черный кожаный хлыст, и на месте удара проявлялся багровый след, будто нарисованный губной помадой. Людмиле казалось: это она, нагая, безвольно распята на цепях. Смятая страхом и диким животным возбуждением, смешавшимися в одно чувство без названия, она едва сдерживалась, чтобы не закричать.