Марина Эльденберт: Девушка в цепях

Вспыхнув, отвела взгляд.

– Ох… Месье Орман, не знал, что вы заглянете сегодня. Безумно рад вас видеть! – Директор музея как-то подозрительно засуетился. – Право-слово, не тратьте время, хороший знакомый попросил посмотреть работу своей протеже, и я не смог ему отказать…

Не знаю почему, но именно сейчас за «протеже» мне захотелось огреть его тубой.

– Пауль, – прекратил излияния Ваттинга мужчина.

– Что?

– Я просил называть меня только по имени.

– Да, конечно. – Лысина засверкала еще сильнее, директор полез за платком. – Давайте проводим мисс и обсудим…

– Кто вам позировал? – не обращая ни малейшего внимания на бормотание директора, спросил мужчина.

Взгляд сквозь прорези маски вонзился в меня, мешая дышать.

– Никто, – через силу ответила я, почему-то глядя на трость.

И на руку в перчатке, сжимающую набалдашник. Он сжимал его почти нежно, постукивая пальцами по взрезанному узором серебру, но меня не оставляло чувство, что сдави месье Орман чуть сильнее – и металл раскрошится в пыль.

– Я не могу позволить себе натурщицу, – сбросив оцепенение, вернулась к картине. – И потом, это скорее собирательный образ. Образ всех женщин Энгерии, освобождающихся от цепей жестких рамок. Это символизм. Свобода.

На картине была изображена девушка. Разлетающиеся прахом цепи, босые ноги, платье с неброским кружевом, и темные, льющиеся за спиной волосы. За стягивающими хрупкие запястья оковами, врастающими в стену, не было ничего, кроме размытой пепельно-серой дымки каменных стен и холода стали. Впереди раскинулось многоцветье красок и высокое небо: там, куда она делала шаг, ее платье обретало цвет – так же, как обнаженные плечи и очертания города.

Невольно засмотревшись на нее, подняла голову, чтобы снова наткнуться на пристальный взгляд.

– Как вы ее назвали?

В этом хриплом голосе было что-то неуловимо-притягательное и в то же время пугающее. Он говорил о ней так, словно она была живой. Она и была живой, но он говорил не о картине. О девушке.

– Девушка в цепях.

– Девушка в цепях, – Пауль Орман повернулся к директору, – должна быть представлена на выставке. В центре экспозиции.

А…

– О… – только и вымолвил мистер Ваттинг.

– Я зайду завтра. – Опираясь на трость, он шагнул мимо меня к двери, и я уловила легкий запах сандала. – Как вы совершенно точно заметили, в мои планы не входило беседовать с вами сегодня.

– Но позвольте… как же тогда вы здесь очутились? – произнес окончательно сбитый с толку директор.

Честно говоря, я бы и рада была присоединиться к его удивлению, но где-то на словах «в центре экспозиции» у меня случилось что-то вроде ступора. Впрочем, в следующую минуту ступор перешел в глубокий… как это принято называть в высшем обществе, одно из новомодных словечек, из медицины, кажется… глубокий шок. Потому что Пауль Орман обернулся и ответил, глядя мне в глаза.

– Все очень просто, мистер Ваттинг. Я шел за ней.

Художница

– Ох, Лотти, ну ты и выдумщица, – пробормотала Лина.

В своем небесно-голубом платье с жемчужным кружевом подруга была чудо как хороша. Щеки раскраснелись, так же, как и губы – первые она пощипывала, а вторые покусывала всякий раз, когда готовилась выйти из комнаты. Впрочем, ей все это было не нужно: природа щедро наградила ее внешностью, которой завидовали все дебютантки прошлого сезона Лигенбурга. Волосы удивительного пепельно-золотистого оттенка, глаза цвета сочной молодой травы. Брови – не светлые, как часто бывает у блондинок, а словно мел смешали с крошкой уголька, и цвет-в-цвет такие же длинные, пушистые ресницы. Аккуратный рот, пухлые губы и ямочки на щеках, которые неизменно притягивали взгляды, когда она улыбалась.

Я не раз предлагала написать ее портрет, но Лина отмахивалась и говорила, что успеется.

«Я не хочу тратить время и сидеть на стуле, когда вокруг столько всего интересного», – говорила она.

– Папеньке это ничего не стоило, – закончила мысль Лина, еще раз крутанувшись перед зеркалом. – Думаю, он уже и забыл… но я обязательно передам, как ты ему благодарна. А теперь пойдем!

Она выпорхнула из комнаты раньше, чем я успела ответить. Мне оставалось только последовать за ней.

– И все же, Лина, я бы очень хотела поблагодарить его лично.

Подруга наморщила нос.

– А меня? Ведь это именно я за тебя просила!

– Тебя я никогда не устану благодарить!

Шагнула, чтобы ее обнять, но Лина выставила руки в сторону и проворно отскочила: