Лана Муар - Новогодняя аллергия

– Снегур… – шепчу я, вспоминая, как он что-то опускает мне в карман, пока по всему моему телу бьёт паника.

Время тянется, превращается в тягучую субстанцию, которая заволакивает все вокруг, пока я опасливо опускаю пальцы в карман. Отчётливо чувствуется какая-то картонка – была, вроде, коробочка, – а под ней шершавая кожура, как наваждение. И она манит меня похлеще любого наркотика. Чтобы не спугнуть эти ощущения, я закрываю глаза, медленно достаю коробочку и кладу ее себе на колени. Снова опускаю ладонь в карман и едва не схожу с ума от радости – их там два! Два! Лишь бы в рюкзаке найти «Супрастин»…

Два оранжевых мандарина лежат на столе, а я выворачиваю рюкзак в поисках таблеток.

– Пожалуйста! Ну пожалуйста! – молю я всех богов и во внутреннем кармане под молнией обнаруживаю блистер.

Почти целый. Нет только одной таблетки. Меня начинает колотить. От радости, от предвкушения, от запаха… да от всего вместе взятого.

– Только один. – говорю себе, счищая кожуру, от которой воздух вокруг взрывается этим мандариновый запахом.

Первая долька отправляется в рот…

– Господи… какой же сладкий… – шепчу я, отправляя следом вторую дольку, третью, четвертую.

Наркоманка во мне ликует и требует ещё и ещё, но я откладываю второй мандарин подальше, выцарапываю три таблетки «Супрастина» и запиваю их кофе, который гасит сумасшедшее послевкусие и приносит разочарование.

– Дочитаю и съем. – выношу приговор оставшемуся мандарину и себе.

Беру в руки книгу и поднимаю так, чтобы не видеть провокатора на столе. Достаточно того, как он пахнет. Пока достаточно.

Я сижу красная, как рак, и пытаюсь успокоиться. Сердце колошматится в груди, а щеки горят. Мне даже не нужно зеркало, чтобы констатировать факт – я пунцовая до корней волос. И виноват в этом Потапов. Каждый его роман, каждая история, затягивает меня в омут. Этот запретный омут, где страсть настолько яркая, что у меня слабеют ноги. Здесь нет бутонов и нефритовых жезлов – я ненавижу эти слова всей душой. Он пишет так, как это видит. Не стесняясь в словах и выражениях, называя вещи своими именами. Быть может чуточку недоговаривает. Самую малость. Но я читаю все пропущенное между строк и краснею, краснею, краснею… Чувствую, как твердеют соски, мелко вибрирует кожа на животе, когда обжигающие, жадные губы целуют там Элеонору. Я ощущаю все, что чувствует она. Каждый раз. Каждую историю. Словно под именем героини спряталась я сама, и это мое тело пытает, истязает своими ласками Леон. Дома уже давно бы на свет появился мистер Пинкман, но здесь приходится дышать через раз, стараясь загнать обратно разбуженное. Мне душно. Душно в этой одежде. Тело просит хотя бы раз ощутить холодящий шелк под спиной, почувствовать на себе изучающе-голодный похотливый взгляд, вдохнуть терпко-пряный запах и растаять в ладонях, стать с ним одним целым… Хотя бы раз. И каждому, кто не верит в такую любовь, я найду пример. Пусть единственный, но даже он только подтверждает реальность того, о чем пишет Потапов. Нюта и Мирон. Вот они реальные Элеонора и Леон. Да, в их истории нет таких жестоких поворотов, но я вижу всю ту нежность, описанную на страницах книги, в каждом их взгляде, в каждом прикосновении. И я им завидую белой завистью. Если бы они знали, как я им завидую. Как я хочу этой нежности… Но остаётся лишь читать о ней, краснеть и доставать вибратор, чтобы…

За полчаса я проглатываю остатки книги и свое «хочу так же!». Ем мандарин, почти не чувствуя его вкуса, глотаю «Супрастин», пью холодный кофе и начинаю шарахаться от стола к столу – мне нужно хоть чем-то занять свою голову, чтобы не думать. Чтобы дотянуть оставшиеся часы. Я не знаю зачем заглядываю в каждый прозрачный кабинет и что ищу. Просто. Бесцельно. Дотянуть до восьми утра. Даже набираюсь смелости и поднимаюсь к кабинету Зверя. Опасливо смотрю на бронзовую ручку, прохожу мимо зала для совещаний и зачем-то дёргаю ручку кабинета помощника Сатаны. Массивная дверь неожиданно легко открывается, и я испуганно отскакиваю назад, будто сейчас на меня выскочат черти и утащат на костер. Но проходит минута, другая, третья, а я все ещё жива. Даже начинаю смеяться. Первого января в пять утра офис пуст. В нем есть только один человек – я. И это окончательно выключает мой страх. Я заглядываю в кабинет, сперва через щёлочку, потом открываю дверь полностью и, сделав глубокий вдох, перешагиваю порог.

– Мне просто интересно. Я только посмотрю и сразу же уйду. – шепчу сама себе, приближаясь к столу.