Е. А. Михайлюк - В свободном падении

– Разве можно на тебя долго сердиться? – умиротворенно промолвил мужчина, придвигаясь к женщине и заключая ее в свои объятия. -И нравятся тебе эти мерзкие отели. В них же не чувствуешь себя человеком. Сколько я уже зову тебя переехать ко мне домой? Хоть и не дворец, но все же свой угол – делаешь, что хочешь, и не боишься, что потом придется кому-то возмещать ущерб, – продолжил Джо.

– А я тебе уже не раз объясняла, что мне так удобнее. Ни от кого не зависишь, надоест жить в одном отеле – можно тут же переехать в другой, да и уборкой заниматься не нужно, горничные все делают за тебя. Рай, а не место, для женщины, – все с той же ироничной улыбкой на губах отозвалась Анджелина.

– Все это я уже слышал, – вздохнул Джо, поглаживая огненные пряди женщины,

склонившей голову ему на плечо.

– И услышишь еще раз, если опять задашь тот же вопрос, – ловко парировала она.

– Я все надеюсь, что ты переменишь свое мнение, – словно оправдываясь, проговорил он.

– Хоть я и не люблю рушить чужие надежды, но в этом случае могу сказать точно: мое решение окончательное, поэтому не стоит больше мучить подобными вопросами ни себя, ни меня, – спокойно ответила Лина. – А теперь давай спать. Мне осталась всего пара часов, а потом опять вставать и собираться на работу.

– Ну и работенка же у тебя, врагу не пожелаешь. Все нормальные люди спят по ночам, а не поют в клубах, – неразборчиво пробурчал Джо, постепенно проваливаясь в сон.

– Тогда выходит, что я ненормальная. Зачем тебе такая? – промолвила женщина,

понижая голос до шепота и закрывая глаза.

Едва ее веки сомкнулись, как перед внутренним взором Анджелины предстала знакомая картина: задымленный, тускло освещенный зал клуба и ее собственный силуэт на маленькой сцене в лучах единственного прожектора. Белый свет ослепляет ее, она не может разглядеть ни единого лица своих покорных слушателей – все они выглядят как горстка расплывчатых теней, парящих в облаках сигаретного дыма прямо перед краем ее комического постамента. Откуда-то из-за спины доносятся робкие звуки фортепьяно, тонущие в густом мраке помещения, и она начинает петь.

Ее сердце замирает, словно каждый вечер она появляется перед своей непритязательной публикой впервые. Опять она представляет, как стоит обнаженная на глазах у сотни людей, а они шныряют своими алчными взглядами по каждому сантиметру ее беззащитной плоти.

«Кем они меня видят? Ночной сиреной, призывающей своим сладким голосом легкомысленных холостяков и беспутных мужей в гавань разврата, или же таинственной и неприкосновенной богиней, которую можно лишь созерцать

издалека? Нет, пожалуй, я скорее напоминаю растерянного ребенка, внезапно очутившегося в толпе незнакомых взрослых: глаза круглые от страха, все движения скованные и неуверенные, а голос дрожит, точно лист на ветру. Забавное, должно быть, зрелище. Забавное и жалкое».

Наконец музыка, приглушенная ее собственным сердцебиением, смолкает, и она облегченно вздыхает, впуская клубы отравляющего дыма в свои легкие. Теперь все вокруг кажется таким нереальным, контуры предметов расплывчатыми, а лица – смазанными, как будто она смотрит на нечеткий снимок и тщетно пытается разобрать детали ускользающей действительности. Но все ее движения сейчас легки и свободны, ничто больше не сдавливает грудь, и она изящно соскальзывает со сцены, теряясь в чернеющей людской массе, вливаясь в ее поток.

Слава Богу, можно забыть ненадолго о том, как выглядит твое лицо, что оно выражает, как лежат твои руки и стоят ноги, чтобы затем вновь пережить мгновение ужаса и восторга и воспрянуть к жизни. Убедиться в том, что ты по-прежнему существуешь.

Она медленно пробирается к барной стойке, не глядя по сторонам, опускается на один из высоких вращающихся стульев и пытается привлечь внимание бармена. Спустя мгновение перед ней уже стоит искрящийся бокал на тонкой ножке. Она обхватывает его обеими руками и делает первый обжигающий глоток. В эту же секунду тепло горькой волной разливается в груди, и она чувствует себя в безопасности, как будто кто-то нежный и любящий накрывает ее пуховым одеялом. Но тут за кончик этого одеяла хватается чья-то невидимая рука и начинает понемногу его стягивать, обнажая все ее волнения и страхи. Чей-то взгляд жалит ее в плечо, заставляя невольно поежиться и обернуться.

Так оно и есть, ей не показалось – неподалеку от нее сидит мужчина, вероятно, совсем еще юный. Его костюм чересчур элегантен для подобного рода заведений, а хрупкое тело явно не предназначено для принятой им позы, а потому он чувствует себя скованно, возможно, он даже испытывает боль, но это его ничуть не заботит. Все его внимание сосредоточено на ней, однако его взгляд не похож на те десятки жадных мужских взглядов, что она ловит на себе каждый вечер. Нет, пожалуй, даже наоборот: в его глазах читается какое-то немое восхищение, благоговение. Как будто он действительно видит в ней не просто женщину, а – богиню. Краска тут же приливает к ее щекам, но темнота надежно скрывает ее смущение и, совершив усилие над собой, она отворачивается от молодого человека и возвращается к своему бокалу.