Марина Кистяева - Без выбора

Губастая…

Кто бы только знал, как она ненавидела это прозвище! Природа наделила её крупными губами, и многие знакомые делали акцент на них при первом знакомстве.

В детстве она часто слышала, как девочки хихикали. Неприятно обзывались. Подросли и замолчали. Вита видела, как те обводят контур губ за линией, чтобы и у них губы казались ярче, больше. Если мамы разрешали ботокс, значит, закачивали.

С молодыми людьми было сложнее. Лет с двенадцати они стали красочно рассказывать Виталине, что бы они хотели сделать с её губами. Что вогнать между них… От омерзения Вита сначала плакала, потом научилась подходить и отвешивать оплеухи. Если кто-то пытался ответить, кричала. Прибегала охрана. Потом… Рустам, или Дима, или Саид. Кто хотел её ударить, в последствие обходил стороной, Вита же делала вид, что не видит синяков на их лицах и гипса на руках или кистях.

Губастая.

Её словно током ударило. Внутри всё завибрировало и от злости, и от обиды разом. Вита не оборачивалась, встала, распрямила спину.

Обидное прозвище было произнесено хриплым надсадным голосом, растягивая гласные, вызвавшие помимо дрожи ещё и холодные мурашки.

Вита, ничего не говоря, заставила себя развернуться. Из-за больной ноги по дому она передвигалась босиком.

Лучше бы она не оборачивалась. Честное слово. Лучше бы ушла в выделенную ей комнату, спряталась под кровать, как в детстве, забаррикадировав дверь. Выиграла бы немного времени.

Перед ней стоял Роман Багровский. Зверь в человеческом обличье.

Багровских часто в её доме называли зверьем. Дикими тварями. Да много обидных недостойных прозвищ и ремарок шло в адрес враждебного клана. Вита не прислушивалась.

Зря.

В эти длящиеся бесконечно долго секунды она согласилась бы с каждой.

Перед ней стоял истинный хищник.

Багровский остановился на последней ступени, вцепившись в перила. Вите показалось, что костяшки на длинных пальцах чуть побелели сквозь подживающие болячки. Она уставилась на его руку, крепкую, сильную, жилистую, с выступающими венами. На кисти уже красовались дорогие часы-скелетоны.

Дальше поднять взгляд оказалось нереально сложно. Невидимая стена, стремительно выросшая между ними, мешала.

Темные штаны на длинных мускулистых ногах. Крупные бедра. Торс, обтянутый белой футболкой. Ни грамма лишнего на животе. Выше… еще выше… Грудная клетка тоже достойна уважения. Отдаленно Вита про себя отметила, что Багровский зря времени не терял, занимался спортом. Хищник всегда должен быть в форме.

Широкие плечи, немного худощавые, жилистые. Улучшит питание, и они раздадутся, Вита не сомневалась.

Взглянуть в лицо мужчине оказалось самым сложным. Квадратный подбородок, заросший щетиной, такой модный, но, наверное, не в данном случае. Губы бледноватые, четко очерченные. Блинный прямой нос с небольшой горбинкой, полученной, скорее всего, в результате перелома. Высокие скулы, на которых сейчас играли желваки. Широкий лоб с нависшей, выбившейся из прически челкой темных, почти черных волос. Кустистые брови, недовольно сведенные.

Глубоко посаженные глаза, обрамленные шикарными длинными ресницами, которым позавидовала бы любая девочка. Цвет же глаз – черный, угольный. И в них таилась опасность. Они, словно лезвие, блестели и не сулили ничего хорошего. Смотрели на Виту, даже не моргая. Пристально, изучая и сканируя.

Вита готова была поклясться, что физически чувствовала, как взгляд скользит по её лицу. Щекам, губам. Шее. Ниже. По голым плечам. Задерживается на высокой груди. Задерживает дольше, чем следует.

Переждать взгляд Багровского становилось невыносимо с каждой секундой, и Вита не выдержала.

– Я не губастая. А спешу я в комнату, чтобы забрать сумку и уехать отсюда.

Губы Багровского скривила усмешка, от которой Виту нешуточно повело.

Зачем злить зверя?

Голодного. Одичалого.

Молодой мужчина оттолкнулся от перил и направился в её сторону. Вита, сама не осознавая, сделала шаг назад и уперлась спиной в стену.

Зачем она его злила? Именно сейчас? Играла с огнем, со стихией.

Ей бы, глупой, переждать. Дотерпеть до ночи, когда начнется вакханалия, и Багровский наверняка напьется, расслабится со шлюхами, и, возможно, ей удастся…

– Уехать? Губастая, ты пять лет пыталась от меня слинять. Не надоело?

– А тебе не надоело со мной нянчиться?

Он надвигался, она сильнее вжималась.

Беги… не стой… беги…

Больная нога прострельнула новой болью.