Вероника Меньшикова - Джули

– Позволь мне, – Девушка расстегнула мои брюки – они, как и её платье, упали к нашим ногам. Следом шли панталоны.

И, вот, мы уже стояли обнажённые, а я смотрел в её зелёные глаза. Её взгляд «смеялся», видя мою робость. Я действительно стеснялся даже дотронуться до неё.

И это меня подстегнуло.

Я приподнял Джули на руки, она обхватила ногами мои бёдра, а я прижал её спиной к стене и стал страстно целовать в шею. Она застонала, вцепляясь руками в мои волосы. Не переставая целовать и покусывать её, я повалил девушку на кровать и резко вошёл. Она не вскрикнула и не выразила никаких других проявлений боли – и, вообще, смотрела с нежностью и без тени страха.

Я, не отрываясь, смотрел в её глаза, во взгляде которых даже в такой момент не было грязи или чего-то вульгарного. Влагалище было узким и горячим – я входил во всю длину мощными толчками; Джули постанывала и гладила мою спину.

В какой-то момент я обхватил её плечи, толчки стали чаще и быстрее, а моя хватка жёстче. Джули кричала громче, но не предпринимала никаких попыток заставить меня действовать нежнее – я целовал её в губы, в шею, и кусал, кусал…

Вскоре из меня выстрелил бурный поток, а потом сперма оказалась на её животе.

– Прости, что так быстро, – Пробормотал я, целуя её в щёку.

– Всё было отлично, – Прошептала она, – Я принесу полотенце.

Вскоре, почистив следы нашего «преступления», мы легли – я положил голову прямо меж её округлых грудей, обняв Джули двумя руками. Она обхватила меня за голову, зарывшись рукой в мои волосы. Вскоре дыхание девушки стало глубже; чуть позже я и сам провалился в сон.

Глава четвёртая: Решение императора

Именно той ночью она и пришла впервые.

Женщина.

Лет двадцати пяти, худая, кареглазая, с крупными чёрными кудрями и прямым греческим носом. Она смотрела на меня с какой-то строгостью и даже жёстко. Она была красива, но я не испытывал похоти.

– Простите, – Обратился я. Язык не поворачивался назвать её на «ты», – Вы не подскажете, как пройти к королевскому дворцу?

Мы находились в трущобах; я не знал дороги. Она молчала и продолжала смотреть. Мне становилось не по себе.

– Как Вас зовут?

Она развернулась, её длинная синяя юбка развевалась, позволяя увидеть довольно старые, стоптанные туфли.

– Мне нужна Ваша помощь! – Вдруг вскричал я.

Она не обернулась; я остался посреди покосившихся домов и пыльной дороги совершенно один.

Я проснулся в холодном поту. Восстанавливая дыхание, я понял, что ночевал с Джули и проснулся с ней же; девушка гладила меня по волосам и уже не спала.

– Завтракать будешь, Лавр?

– А?

Спросонья я не совсем понял, чьё это имя.

– Завтракать будешь? – Повторила она.

Я чуть привстал и погладил рукой рыжие волосы:

– Да, – Прохрипел я.

Джули оделась, ушла и вскоре вернулась с подносом: там были две тарелки с овсяной кашей и чай.

– Сахара нету, и каша на воде… словом… не лучшие времена…

– Почему тебя назвали в честь таверны?

Джули горько усмехнулась:

– Я дочь хозяев. Мою маму звали Джули. И бабушку звали Джули.

– Маму «звали»?

– Она рожала моего брата… Четыре года назад. Оба не выжили.

– Моя мама тоже умерла при родах, – Ответил я.

– А отец?

– Отец… Я любил его. Искренне любил. И, мне казалось, он меня тоже… но, как только он отошёл от дел, а мне исполнился двадцать один год, он решил уйти в монастырь, не сказал, в какой, и запретил его искать.

– Вот как? А мой при любой провинности грозится продать меня в бордель.

Я молча принял из рук девушки поднос и принялся есть горячую кашу. Она села за стол и принялась за свою овсянку. Мы молчали.

– Поэтому ты… словом…

– Не девственница? – Без всякого стыда сказала она, – Да. Я отдавалась мужчинам с четырнадцати лет, но ни разу за деньги. Просто… если рано или поздно меня продадут, зачем бояться? Не проще ли получать удовольствие от того, что должно приносить удовольствие?

– Хочешь, я поговорю с ним? – Неожиданно для самого себя предложил я.

– Зачем? – Удивилась она, – Не стоит. Он же… словом, пока не продал.

Я поедал кашу.

– Как ты вообще живёшь? – Вдруг спросил я.

– А вот так, – Она с вызовом улыбнулась, – Строю из себя недотрогу вечером, а потом провожу чудесную ночь.

– Что мешает тебе выйти замуж?

– Разве у меня есть приданое? Ну, кроме той вышивки, которую ты украл вчера.

– Украл? – Усмехнулся я, отпивая глоток слабенького чая, – Ты мне её подарила.

– Ты прав. Подарила.