Арчибальд Скайлс - Срамной Дневник

Для протокола: На глубине до 10 метров можно часами находиться без декомпрессии и практически без риска отравления азотом. Нырять на такую глубину, чтобы насладиться подводным миром, можно и без акваланга.

Аркадий говорит:

– Полюбить королеву может каждый. А ты вот полюби бабу с веслом, полюби пустое место, чем они и являются. Они-то о себе знают, что они ничто. И доверяют тому, кто тоже это знает, просто из вежливости, делает вид, что это не так. А романтиков, которые в любой момент могут тоже это понять и расторгнуть социальных договор, женщины избегают.

– Да брось ты. Я к ним никаких особых требований и не предъявляю. Это моя и только моя личная потребность ставить женщину на пьедестал. Я от этого кайфую, – говорю я.

– А она? Знаешь, что происходит с женщиной в то время, когда ты вместо того, чтобы уверенно и твердо направить свою энергию на обслуживание инстинктов, начинаешь стихи писать?

– Догадываюсь…

– Ни фига не догадываешься! А-то бы вообще никакой другой карандаш, кроме того, который тебе дала природа, не использовал. Ты ведь её жутко унижаешь в этот момент!

– Что-о?

– Когда тебе женщина говорит: «давай останемся друзьями», ты ведь чувствуешь унижение от того, что, как самец её не привлекаешь? Дружить давай, а трахаться я буду с другим. А ты… мальчик, не обижайся, но не вижу я в тебе мужика. Правильно?

– Да, в общем.

– Вот тоже самое унижение она чувствует, когда ты вместо того, чтобы волочь её в куст, начинаешь стихи писать. Ты ей таким образом говоришь: «Ты замечательная муза, но как баба ты ничто. Детей я буду в другом месте делать».

– Ну, что же делать, если мне надо вначале поставить на пьедестал, чтобы потом снять и уволочь в кусты, а не уволочь в кусты, чтобы потом ставить на пьедестал.

– Это у тебя энергетика такая, по обратному кольцу. Это бывает, – многозначительно говорит он, хотя я не понимаю, что именно он имеет в виду. И не хочу понимать. Я хочу виски. Я знаю, что у него запас. У него есть Dewars, Chivas Regal, Glenlivet и все уже открытые, а выпив, я становлюсь очень добрым и мягким, меня не тянет на подвиги, не влечет к женщинам, а просто хочется сидеть и радоваться, что есть на свете друг Аркадий, эта теплая, светлая студия и где-то там возможно, женщина, которая не будет воспринимать моё восхищение, как плевок в душу.

Мы, люди, ищем не где лучше, а где легче. Легче найти женщину для утех, мужчину для здоровья, а телевизором заполнять душевную пустоту. Я, наверное, и сам такой. Потому и знаю. Но скуууушно, няня. Ужасно скучно. Мы с Аркадием, как-то пришли к выводу, что человеком движет не либидо, а любопытство. Кто самый мужественный с этой точки зрения? Самый мужественный на свете мужчина – это Буратино. Он тверд, прост, бесстрашен, любопытен, весел и не признает никаких авторитетов. Это мой настоящий вечный герой. Он идёт до конца. Куда ему ходить нельзя, так это в огонь. Но в воду можно. Второй же после него – Незнайка. А третьему не бывать.

Я захожу в вагон метро и щурю глаза от того, насколько она ослепительна. Черные волосы слегка вьются, чуть раскосые, светлые глаза разного цвета: один светло-голубой, другой светло-светло зеленый. Тонкий нос. Полные губы. Что-то неуловимое североафриканское присутствует в её европейском лице. Она очень похожа на Женю, но моложе лет на десять и черты лица у неё тоньше. Я умею знакомиться с девушками везде, где их вижу. Был бы кураж. Но перед такой красавицей… я вдруг неожиданно сробел и ужасно раздосадовался этому. Увидеть свой страх и не преодолеть его… я редко себе это позволяю. Но иногда мне нужно больше попыток. Иногда даже очень много.

Я не смотрю на неё, но выходя из вагона, не могу не обернуться. Она выходит следом и идёт за мной. Мы оба делаем пересадку с Гостинки на Невский и садимся в один поезд. На следующей остановке мы опять вместе пересаживаемся на красную ветку. Чуть не сталкиваясь лбами на лестнице, мы спускаемся в переход, и я бурчу:

– Знаю, что это не так, но выглядит будто бы Вы меня преследуете?

– Что?

– Вы с самой Горьковской едете и пересаживаетесь со мной всё время в один вагон.

– С Горьковской?

– Да.

– Я всёгда с Спортивной еду, а сегодня почему-то решила, что так быстрее.

Лена… Ей 26 лет. Она замужем, и они с мужем пытаются завести ребенка. Что-то в её интонации говорит мне: не надо больше касаться этой темы. Лена не дает мне свой телефон, но берет мой (она же замужем), я уверен, что только из вежливости. Некоторые девушки умеют отказывать вам так вежливо… Но такую красавицу, как Лена, когда ещё увидишь. Всё в Лене вылеплено под мой вкус. Когда-то Арка искал модель для кино на эпизодическую роль и сказал, что ему нужна русская женщина с библейским лицом. То есть чтобы, как икона, но чтобы русская. Вот это, наверное, то что мне нужно НЕ для кино. Как друг режиссёра, я возлагал некие надежды на то, что он отыщет такую, а я помогу ей войти в образ. А тут вот… Лена. В ней так много МОИХ черточек-ключиков: восточный или африканский разрез глаз – это, наверное, главное. Дважды в своей жизни я сходился с негритянками и, что называется, влипал сразу, всерьез и был принят как «свой». А негритянки редко сходятся с белыми. Сейчас смешно вспоминать, как я сидел и переживал, как же мои будущие черные дети будут учиться с белыми детьми в наших школах. Que chingo!*