Тиффани Райз - Доброе дело

Он упал на колени и поцеловал носок ее грязного сапога.

- Знаешь, Вик, - сказала она, вытащив стек из своей сумки с игрушками. - Я действительно ненавижу вас - мафиози. Вы ведете себя, как члены королевской семьи, но вы все всего лишь жалкие головорезы в дорогих костюмах. - Виктор не согласился с ней. Он был слишком занят, преклоняясь перед ее ступней своим языком. - Я так ненавижу мафию, что скорее всего, сотворю с тобой такое дерьмо, что тебе не понравится. Это будет аморально, неприлично, и, пожалуй, незаконно. И я даже не позволю трахнуть меня. Ни разу. А потом, знаешь, что я собираюсь сделать?

- Что, Госпожа? - спросил он, глядя на нее с пола хитрыми глазами.

- Покинуть этот твой сраный дом и забыть о твоем существовании. А сейчас, раздевайся.

Нора собиралась вернуться в Нью-Йорк двадцатого декабря. Она провела бессонную ночь в своей постели, раздумывая, правильно ли она поступит, если сделает это с мафиози. Виктор не был плохим. Он, как она, был невольным пособником мафии гораздо больше, чем того желал. Виктор не был виноват, что приходился сыном криминальному боссу, он сам заявил, что ненавидит то, чем занимается его отец.

- Да, ты ненавидишь грешника, - сказала она, вырезая бритвой знак доллара на его спине, - но ты любишь деньги этого грешника, не так ли?

- Я не мог отказаться от них, или мог? - спросил он, как если бы, она предложила ему положить деньги в ракету и отправить их на солнце. - Кто бы так сделал?

- Я знаю парня, который смог. - Сорен унаследовал огромное состояние своего отца-монстра и не оставил себе ни копейки. - Я бы позволила тебе встретиться с ним, но ты не заслуживаешь даже того, чтобы завязать его шнурки. Блять, богатенькая сучка, да ты даже не заслуживаешь того, чтобы завязать шнурки мне.

Она показала ему той ночью и на протяжении всей недели, как мало он заслуживает какого-либо милосердия, сострадания или доброты от нее. К концу недели он так был влюблен в Сатерлин, что предложил Норе еще пятьдесят тысяч, чтобы та осталась на Рождество. Выходя через парадную дверь его дома, даже не обернувшись, Нора сказала ему, чтобы тот засунул свои грязные деньги себе в задницу. Зная, каким больным придурком он был, вероятнее всего так он и сделал.

Следующим утром Нора позвонила в "Терменвокс" и убедилась, что рояль будет доставлен адресату. Они пообещали, что все будет сделано и она провела остаток дня, работая над своей новой книгой. Без Уеса рядом дом отдавал звенящей тишиной. Она поставила какую-то рождественскую музыку, но это не заполнило пустоту в доме. Надев пальто, она пошла на прогулку, но пустота отправилась с ней. Причина не в доме. Причина внутри нее самой.

В шесть вечера она надела пальто, взяла ключи и села в машину. Она поехала в Уэйкфилд и припарковалась через дорогу от католической церкви "Пресвятое сердце". Воспоминания нахлынули на нее так стремительно, что ей пришлось засунуть их подальше, чтобы не споткнуться о них.

Парковка была пустой, слава Богу. Никого вокруг, кто мог бы узнать ее, спросить, что она здесь делает. Нора ступила на тропу, выложенную булыжниками, и ведущую вниз сквозь деревья к дому священника. Ночью был снег, и тысяча следов осквернили свежевыпавший покров. Рояль прибыл по этому пути, когда его катили к дому. Ей бы хотелось быть там, чтобы увидеть лицо Сорена. Она подарила рояль анонимно, хотя знала, он догадался, что подарок пришел от нее. В конце концов, это она сломала педаль на его Steinway. Она вроде как задолжала ему новый рояль.

Пройдя до конца тропы, она остановилась и подняла голову. Из окон дома священника доносилась музыка. Подойдя ближе, Нора прислушалась. Да, музыка. Фортепианная музыка. Сорен был дома и играл на своем новом рояле. Она прижала ухо к деревянной двери. Сатерлин знала эту песню. Конечно, она знала ее. Она могла даже слышать слова песни в своей голове, по мере того как ноты просачивались сквозь дверь.

Надежда счастьем сердце наполняет

Вдали горит грядущих дней заря

Преклоню свои колени...

Нора хотела упасть на колени прямо там. Она хотела преклонить колени возле Сорена и положить голову на скамейку возле рояля, как она делала много лет назад. Он играл песню, потому что знал, она любила ее. И даже не подозревал, что она могла слышать его. Он играл в память о той ночи и всех рождественских ужинах, что они тайно провели вместе, каждый из которых был более священным, чем предыдущий.

Она могла постучать в дверь, и музыка бы прекратилась. Он бы подошел к двери, открыл ее и впустил ее, он бы бил ее так жестко, как ей нравилось, занимался бы любовью с ней всю ночь. Нора подняла руку и остановилась в двух дюймах от древесины. Она замерла. Сегодня был день рождения Сорена. Если она переступит порог этой ночью, то она знала, что подарит ему себя. Но не только на эту ночь, а навсегда. Она потеряет Уесли, если это сделает. Она потеряет жизнь, что строила для себя самой. Она даже потеряет свое имя.