Елизавета Соболянская - Мастер боли

– Повязку менять каждый день, – голос вкручивался в голову, – вот мазь, накладывать щедро. Если не хватит, пришлешь служанку. Иди!

Пошатываясь, Агата поднялась, и поняла, что ее кто-то обтер душистым уксусом, и накрыл простыней. До двери добралась на остатках онемения, а взглянув на свое платье разрыдалась. Умереть не получилось. Придется жить. Жить с чем-то новым и непонятным.

Привычки не подвели. Оделась Агата быстро. Поправила волосы, накинула плащ, вышла на воздух и удивилась темному небу и летящему снегу. Ей казалось, в том подвале прошла целая жизнь, а оказывается всего лишь несколько часов? Еще не рассвело!

Белла переминалась у калитки. Увидев хозяйку, метнулась к ней, схватила за левую руку, вызвав крик и стон.

– Ой, госпожа, простите меня! Тут так страшно было! Вы передумали же, да? Пойдемте скорее домой! Батюшка вам жениха найдет и все уладится!

Не уладилось. Аукцион прошел на следующий день. Дом и все имущество распродали. Мать умерла через неделю, вызвав своей смертью волну слез, в которой явно таилось облегчение. К удивлению, Агаты денег от продажи имущества хватило на покрытие всех долгов. И даже кое-что осталось. Немного, но могло хватить на маленький дом в провинции, и тихую жизнь, если отец найдет работу, а младшие пойдут учится в муниципальные школы. Девушка предполагала, что все так и будет, и снова ошиблась.

Скудные пожитки, на которые не позарились покупатели свалили на телегу, и отвезли их в крохотную квартирку доходного дома на окраинах. Отец сумел смирить свою гордыню и устроился младшим секретарем в казначейство. Дети пошли в школу. Агата и Белла вели немудренное хозяйство. Это трудно было назвать спасением, но это была жизнь. И почему-то девушке казалось, что в этих переменах немалую роль сыграли ноющие рисунки на ее белой коже.

Через несколько недель, когда ранки поджили, хрупкая корочка осыпалась и узор засиял каждой линией и точкой, Агата получила розовенький надушенный конверт. Внутри лежала черная карточка с замысловатой круглой печатью. На обороте было написано время и адрес. Ниже три слова:

– Только если хочешь.

Девушка прислушалась к себе и поняла – хочет! Она вновь закуталась в старый истончившийся плащ, позвала служанку и поздним вечером, когда все уснули выскользнула за дверь.

Подвал был тем же самым. Карточка на столе – ровно такая же, но к требованиям снять одежду и подобрать волосы добавилось еще одно – надеть маску, закрывающую лицо от волос до губ. Выполнив все и затянув ленточки маски, Агата вошла в помещение, в котором прежде стояло кресло и замерла.

Вместо кресла в центре комнаты возвышался подиум! На нем, распятый за руки и ноги лежал молодой мужчина. Судя по его белой коже и великолепному сложению – аристократ. На незнакомце была только маска, практически полностью закрывающая лицо, и тонкая вязь татуировки на правом плече. Мастер стоял рядом и его тяжелый взгляд Агата ощутила всем телом.

– Мне нужна нижняя часть спины, – прохрипел мастер боли. – Но живая, подвижная.

Девушка хлопнула ресницами, не понимая.

– Идешь сюда, и ласкаешь этого красавца губами, пока я работаю, тогда все получится!

Агата залилась краской. Она даже посмотреть в сторону обнаженного мужчины боялась, так, бросала косые взгляды из-под ресниц и все.

– Или уходишь.

Голос мастера придавил к полу, и Агата сдалась. Она уже здесь. Голая, открытая яркому свету светильников и взглядам мужчин. Тот, который лежал, растянутый черными веревками удивленно приподнял голову, но ничего не сказал, очевидно правило говорить только в ответ на вопросы мастера боли работала и для него.

Девушка медленно подошла к лежащему парню, покрутилась, не зная, как устроится между его раздвинутых ног и ощутила встречную волну паники. Похоже тому, связанному тоже было страшно! Это успокоило Агату и голос за спиной:

– Вставай на четвереньки! – почти не напугал.

Она и сама уже поняла, что придется склониться над мужским телом и как раз пыталась представить, как лучше это сделать. На четвереньки? Значит так. Сложнее было заставить себя коснуться губами твердого, но нежного ствола, который покачивался перед глазами. Было стыдно, зябко, ноги и руки тряслись и подкашивались. Однако, когда в воздухе запахло спиртом и травами, а нижнюю часть спины кольнула игла, девушку охватило знакомое безразличие. Может мастер как-то воздействовал на нее, может боль отвлекала от всего остального настолько, что мир судился до ритмичного посасывания и острых уколов иглы.