Виктория Лукьянова - Сводные

Вот только наличие маленькой дочери у Николая меня несколько выбило из колеи. Был бы лучше пацан.

Я не знал как вести себя с надоедливой девчонкой. Не знал, что нужно говорить, чтобы она через пять минут не закатывала истерики и не дула пухлые губы, убегая жаловаться отцу или домработнице. Я пытался оградить себя от бесконечного шума, который всегда сопровождал Арину. Где она – там и крики, гам, танцы, неразбериха. Она как маленький хаос ворвалась в мой кокон и попыталась уничтожить свирепым торнадо спокойный распланированный до деталей мир.

Арина была такой всегда. Не только в шесть. Но в семь, и в восемь. Она не могла прижать свою тощую задницу и посидеть хотя бы полчаса, не издавая звуков, не требуя чего-либо и не пытаясь вывести меня из состояния равновесия. Я же отличался от нее от слова совсем. Мама считала это особенностью характера, бабушка говорила про воспитание, а школьный психолог списывала на то, что я был единственным сыном, который принял на себя часть забот, которые обычно накладываются на старшего члена семьи мужского пола. Иными слова я пытался быть взрослым в свои двенадцать лет. Тогда-то, еще до встречи с Николаем и его маленькой бестией, я планировал окончить школу после девятого класса. Пойти на вечерку в колледж и работать. Я собирался взять семью под свое крыло и уж точно не был готов оказаться в доме, где уже был тот, кто мог позаботиться и обеспечить семью. Наличие мужчины, который не стал для меня отцом, хотя и пытался, стало неким ударом по детской психике. С трудом, но я смирился с выбором матери, поддержал ее в особо сложные моменты и распланировал свою будущую жизнь по иному, с учетом новых данных. Так моей новой целью стало посвятить себя полностью учебе, благо давалась она мне легко, и покинуть дом Николая после одиннадцатого класса, поступив в отличный вуз. Тогда бы для меня открылись иные пути, благодаря которым я сейчас имел то, о чем не мог мечтать в двенадцать. Образование, удачный стартап, который принес мне солидную сумму на банковский счет, четкие цели, которые я планировал достигнуть уже в Китае.

Но опять Арина, с которой я не хотел бы видеться по многим причинам, ворвалась в мою жизнь. И пугала тем, что я ее не узнавал.

Кто эта девушка, сидящая рядом? Я попытался припомнить все детали, присущие исключительно ее раздражающей натуре. Ее противный высокий голос, когда она ругалась и кричала на меня. Ее шалости, обернувшиеся в итоге тем, отчего мне еще долго отмываться. Ее пустую голову, в которые с трудом удавалось впихнуть новые знания. Матери пришлось повозиться, чтобы Арина получила свой аттестат «без троек».

Ох, когда мама сказала об этом, я еле сдержался, чтобы не заржать в голос!

Бедная Арина! Если бы она знала, как мне смешно до сих пор вспоминать. Но ради мамы и ее святой веры в девчонку я сдерживаюсь и помалкиваю, но колкости, которые она обычно бросала в мой адрес, теперь ответным порывом рвутся из меня. Но я теряюсь, рассматривая девушку, и давлю эмоции, потому что не хочу разрушить то, что вижу впервые.

Арина для меня совершенно непонятный человек. Куда делась прежняя? Так и хочется остановить машину, вытащить ее из салона и встряхнуть. Крепко-крепко схватить за плечи. Держать и трясти, держать и требовать, чтобы маленькая сучка показала свои зубки.

Но я не могу позволить себе эмоции. Только не с ней… Иначе она поймет, как глубоко сидит под кожей. Как тяжело не думать о ней. И все мое ледяное спокойствие, о котором она всегда отзывалась с пренебрежением, разобьется как корабль о скалы. Я лгу ей не меньше, чем она мне. Я лгу сам себе.

Прежде чем вернуться домой спустя год после отсутствия я несколько дней занимался самовнушением: не смотри на нее, не думай о ней. Не слушай ее звонкий голосок и не позволяй зацепить словами, которые с чудовищной скоростью вылетают из милого ротика. Нет, ее ротик не милый! Так и хочется заткнуть его. Заставить молчать. И, кажется, моя мечта сбылась. Арина почти не говорит со мной, а если и вырываются хоть какие-то звуки, то это короткие фразы. Недостаточно для того чтобы задеть меня. Слишком мало…

Да, она пыталась. Я видел, как она хотела возмущаться за столом или когда приезжала ее не менее шумная подружка. Когда я понял, что Арина изменилась, то списал это на некий уговор между ней и родителями. Вскоре убедился – я ошибся. Договоренностей засунуть тиранию Арины в темный закуток не было. Она просто сама изменилась. И за внутренними изменениями, которые оказались для меня сенсацией и поводом задуматься, я заметил, как Арина изменилась и внешне. На первый взгляд все та же – серые глаза, которые теперь она чаще щурила или вовсе прятала, отворачиваясь; поджатые губы, словно давила желание сморозить глупость или выплюнуть яд. То, как отводила руки за спину или наклон головы в сторону, отчего ее длинные волосы рассыпались по плечам.