Валерий Столыпин - Под блюз унылого дождя

– Доктор… я же девушка, а вы… неудобно как-то. Ну-у-у, ну ладно.

Люсия развернула шарфик, стараясь казаться неприступной и гордой, затем сняла свитер и халат, посмотрев на Пал Палыча так сурово, словно он пытается её совратить.

– Гм… в следующий раз предупреждайте регистратора, чтобы присылали на вызов женщину. Мне, знаете ли, не до сантиментов: меня ещё два пациента ждут. Могу не осматривать… под вашу ответственность.

Пал Палыч принялся было укладывать снаряжение в баул, когда Люсия решительно сняла ночнушку, встала в горделивую позу, прикрыв малюсенькие груди и глаза.

– Глаза можно открыть, я не собираюсь вас пытать. Закружится голова – можете упасть. Руки уберите… пожалуйста. И расслабьтесь. Я доктор, ну… впрочем, как хотите. Можете одеваться, если для вас это так принципиально. Не настаиваю.

– Нет-нет! Слушайте… доктор. Вдруг у меня воспаление лёгких. Или туберкулёз. Я ещё молодая совсем, я замуж хочу. Слушайте.

Девушка смело убрала руки. При этом кожа на лице, шее и груди начала стремительно наливаться краснотой, кулачки девушка сжала так, что на их тыльной стороне выступили сливового оттенка вены, соски налились и бесстыдно восстали, что неожиданно вывело Пал Палыча из равновесия, хотя до этого момента он пересмотрел и перещупал наверно сотни таких Люсий.

– Дышите ровно.

Пал Палыч нежно, почти невесомо прижал к девичьей груди акустическую головку фонендоскопа, но никак не мог сосредоточиться на прослушивании шумов и ритмов дыхания, потому, что видел, даже чувствовал, как дрожит и напрягается пациентка.

Мужчина медленно перевёл взгляд на окаменевшее лицо Люсии, в глазах которой метались искорки растерянности и смятения. Отлепить взгляд от её парализующих глаз было попросту невозможно.

Руки Павла медленно задрожали, словно импульс неведомой энергии включил внутри его тела некий генератор, заставляющий вибрировать, и одновременно отключил мозг.

Люсия находилась от его лица на расстоянии всего лишь нескольких сантиметров. Пал Палыч медленно, с наслаждением и страстью передвигал по коже, покрытой мурашками, головку прибора, не обращая внимания на шумы в лёгких и чего-то там ещё.

Время как бы остановилось, сосредоточив внимание Павла на том, что его и её сердечные ритмы зачем-то пытаются объединиться.

Доктор плавно проваливался в гипнотический транс, потом и вовсе забылся, в то время как руки выполняли привычные действия, а перед глазами в подвижном густом мареве плавали упругие маленькие грудки, дразня восставшими вишенками.

– Доктор, доктор, услышал он глухо, словно издалека, чей-то зов, – вам плохо?

Пал Палыч медленно возвращался в реальность, обнаружив, что крепко обнимает Люсию за талию, уткнувшись лицом в её грудь.

– Простите ради бога, голова закружилась. Устал, наверно. Много работаю. Вы как, не испугались? Сейчас, приду в себя, и продолжим.

– Что вы, доктор. Теперь я вас буду лечить. У меня где-то бальзам звёздочка. Сейчас приляжете, намажу вам височки. Не переживайте, всё будет хорошо. Мама меня учила, как справляться с такими ситуациями.

Люсия суетилась возле Пал Палыча, не обращая внимания на то, что на ней совсем ничего нет, кроме трусиков.

Мужчина уже окончательно пришёл в себя, но не хотел себя выдавать. Ему определённо нравилось наблюдать, как подпрыгивают упругие грудки, чувствовать нежные прикосновения, слушать мелодичный голос.

Голос! Удивительно, но Люсия не хрипела, не обливалась потом, не выглядела больной и беспомощной. В сложившейся ситуации было что-то нереальное, мистическое.

С чего бы, например, ему, взрослому мужчине, отнюдь не мальчику, было спасаться бегством от приступа мимолётной страсти в царство грёз, укрываться спасительным обмороком, словно впечатлительный юноша, впервые увидевший бутон девичьей груди?

Такой силы влечение посетило его впервые в жизни.

Пал Палыча трясло от избытка энергии. Его корёжило и ломало неведомое внутри себя, силу и причину чего он, дипломированный терапевт, не мог объяснить и понять.

На настенных часах, куда Павел нечаянно посмотрел, было уже без четверти девять. Впереди два нереализованных вызова, а он лежит и глазеет на обнажённую нимфу, вынашивая в подсознании откровенно пикантные планы, которым никогда… никогда не суждено воплотиться в реальность.

Зачем он ей нужен? Зачем?

Тем временем женщина отвернулась, бесстыдно выставив напоказ соблазнительный контур, чтобы одеться. Её грациозные, волнующие женственностью движения приводили Павла в неистовство, заставляли страдать и восторгаться одновременно.