Вероника Богданова - Пиявки

– Надеюсь, практические занятия будут проводиться с учётом желаний подопытных? – Элка и Дина лениво обменивались шутливыми репликами, устраиваясь в креслах на галёрке роскошного многоярусного зала местного дворца культуры. Здание это было редкостно красивым, добротным и оформленным с большим вкусом. Обошлось даже без вечного алого бархата обивки и аляповатой хрустальной люстры под потолком, свободным от привычной лепнины.

– А здесь позаниматься демографией было бы неплохо. – Элка с удовольствием огляделась и вытянула ноги.

– Не забывай, дорогая, что здесь не кинотеатр, где официально предусмотрены места для поцелуев, – пожурила Дина новую знакомую. Эльвира дурашливо отмахнулась:

– Тут весь зал официально отдан борцам за демографический подъём!

– Глянь-ка, как на нас пялится вон тот красавчик! Похоже, у него в штанах сейчас самый настоящий «демографический подъём»! – Динка ткнула пальцем куда-то в передние ряды зала.

Эльвира послушно перевела взгляд в этом направлении и внезапно почувствовала, как её лицо начал заливать предательский румянец. Человеком, которого имела в виду соседка, был не кто иной, как Антон Савельев. И он действительно смотрел прямо на неё, Эльвиру. Смотрел мечтательно и мягко, без обычной вызывающей иронии. И только теперь Элка поняла, что у них абсолютно одинаковые с ним глаза: строгие, серые, умеющие быть и неприступно-стальными, и дымчато-хрустальными…

– Э, подруга, да ты его знаешь! Колись, кто сей прекрасный незнакомец? – Динка не унималась. Заметив смущение собеседницы, она намеревалась вытянуть из неё всё до мельчайших подробностей.

– Это заместитель мэра нашего города. Между прочим, неплохой мужик. Есть мнение, что и в кресле мэра он бы смотрелся весьма неплохо. – Эльвира изо всех сил старалась продемонстрировать полное равнодушие к обсуждаемому объекту.

– А в твоей постели он как смотрелся? – Динка прищурила и без того узковатые восточные глаза и растянула модные пухлые губы в снисходительной улыбке.

– Никак. Он не был в моей постели, – вдруг совершенно серьёзно отозвалась Элка, собравшаяся было разозлиться, но почему-то передумавшая. Ей вдруг самой стало странно: почему же они отказались от своего шанса? Подумаешь, пошлость: СВ, казённые простыни…

– Тогда, может быть, ты уступишь его мне? А я потом подскажу, стоит ли напрягать из-за него свою душу. – Динка, похоже, вовсе не шутила.

И вдруг Эльвира почувствовала ноющую боль где-то внутри, возле сердца. Боль и пустоту. Эту пустоту срочно захотелось заполнить, потому что с ней внутри невозможно было ни жить, ни дышать. Неужели вот так и влюбляются?

«Элка, остановись! Мама опять скажет тебе: поздравляю, дочка, очередной кобель с блядскими глазами, – и будет права! А почему, собственно, нужно останавливаться? Ведь не замуж же за Савельева она собралась. Вряд ли этот мужчина уйдёт из семьи ради очередной пассии. Вот ты и докатилась, Элечка: уже сама называешь себя „очередной пассией“. Нравится? Вот то-то же…»

– Я уступаю его тебе. И спасибо за заботу о моей душе, – запоздало откликнулась Эльвира. Дина её уже не слушала: занавес пополз в стороны и вверх, открывая ярко освещённую сцену. Журналисты включили диктофоны и приготовились к работе.

Конгресс начался.

А вечером для прессы был устроен специальный банкет в ресторане гостиницы «Центральная». В баре по соседству Эльвира сразу заметила Антона, присевшего возле стойки и потягивающего какой-то напиток из высокого бокала. Он был в джинсах и светлом мягком пуловере, очень подходящем к его глазам. Мужчина скользил взглядом по посетителям ресторана, стараясь казаться равнодушным. Это ему вполне удавалось: хороший политик умеет играть лучше среднего актёра.

Эльвира скользила в медленном танце в паре со столичным тележурналистом, обладающим фигурой профессионального спортсмена и лицом усталого плейбоя. Они о чём-то лениво беседовали, ладонь парня лежала чуть ниже, чем следовало (во всяком случае, так показалось Савельеву), и Эльвира выглядела совсем не такой, как в поезде. Джинсы и свитер сменило маленькое строгое платье, следы усталости на лице молодой женщины скрыл лёгкий макияж. И вообще, в её облике появилась возбуждающая раскрепощенность, – словно свет, исходящий из её глаз, удивительным образом распространился на всё её существо.

Антон понял, что мучительно хочет оказаться на месте танцующего с Карелиной столичного хлыща. Хочет держать Элку в объятьях на глазах у всех, ведь танец – это своеобразная прелюдия к обладанию женщиной.