Алёна Нефёдова - Седьмая вода

Максим Григорьевич предлагал прислать кого-нибудь меня встретить, но я отказалась. Незачем кого-то дергать. На самом деле я бы и сама сюда ни за что не приехала, если бы не несчастье с мамой. Прошло пять лет, но я так и не была готова вернуться. Возможно, никогда и не буду. Хотя хотелось бы верить, что я очень изменилась за эти годы. Настолько, что прошлому до меня просто не дотянуться.

Но чем ближе к дому довозил меня этот большой, дурно пахнущий автобус, тем меньше оставалось во мне уверенности.

Я раздраженно потерла виски. Надеялась хоть немного вздремнуть в дороге, но ничего не вышло ни в самолете, ни на автовокзале в ожидании рейса, ни тем более сейчас, когда руки так и норовили судорожно сцепиться до побелевших в напряжении пальцев, выдавая мою нервозность.

Да, я не хотела возвращаться, но мы не всегда вольны делать то, что хотим.

Постаралась отвлечься, вспоминая, с каким лицом Кирилл собирал чемоданы. Он беспокойно поглядывал на меня то и дело, аккуратно все укладывая. У меня так никогда не получалось.

– Ты же вернешься, Лиса? – его глаза выражали тревогу.

– Конечно, вернусь. Моя жизнь здесь, с тобой. Мне абсолютно нечего там делать, – убеждала я его, ну и себя, само собой. – Я пробуду ровно столько, сколько мама будет нуждаться во мне. А потом ничто меня не остановит.

– Ты же знаешь, что я буду ужасно скучать?

– Я знаю, милый.

– Без тебя здесь будет совсем-совсем пусто, лисонька моя.

Да, возможно, не все бы поняли наши отношения с Кириллом. Мне плевать. Он стал моим спасением и убежищем тогда, когда я, толком ничего не соображая, примчалась в столицу. Ничего почти не умея в этой жизни и совершенно не зная, как жить дальше, когда вся жизнь превратилась в руины. Да, сейчас я понимаю, что я тоже стала для него неким спасательным кругом, не давшим ему в тот момент утонуть в своей депрессии. Но это не делало мою благодарность ему меньше, а чувства незначительней.

Такси подвезло меня к самым воротам коттеджа. Я хотела поехать прямо в больницу, но Максим Григорьевич сказал, что в такую рань там просто нечего делать. Увидеть маму пока нельзя. Она в реанимации, а туда не пускают даже за взятку.

Собравшись с духом, повесила на плечо большую сумку, подхватила ручку чемодана на колесиках от знаменитого модного дома и толкнула калитку, входя в мою собственную сумеречную зону. Место в мире, куда я хотела возвращаться меньше всего на свете.

Все выглядело почти так, как я помнила. Может, немного изменились конфигурации клумб – маминой гордости. Но не уверена, ведь я никогда не придавала им никакого значения. В уже достаточно ярких утренних лучах разглядела раскидистый старый орех в глубине двора и по-прежнему болтающиеся на его ветке старые выгоревшие качели. Тут же в голове мелькнуло воспоминание, как была прижата к этому шершавому стволу сильным гибким телом и безуспешно пыталась освободиться, упираясь в твердые, как камень, грудные мышцы…

Сглотнув, отбросила от себя это видение подальше и решительно зашагала к двери.

– Господи, Васенька, ну почему ты не позвонила мне? – Максим Григорьевич выглядел постаревшим со вчерашней черной щетиной на подбородке и скулах и какими-то незнакомыми, ввалившимися и нервно бегающими глазами.

Было такое ощущение, что он отчаянно кого-то ищет в опустевшем доме. Ищет и не находит. Никогда не думала, что однажды увижу этого мужчину таким.

Я успокоила его, уверив, что прекрасно добралась на такси, а он начал суетливо хлопотать, желая меня накормить и выглядя так нелепо, мечась от холодильника к плите и столу и обратно без всякого результата.

Я заставила его сесть и быстро организовала нам обоим бутерброды и кофе и, усевшись напротив него, молча жующего с остановившимся взглядом, вспоминала, как увидела его впервые.

Максим Григорьевич Кринников появился на пороге нашего маленького домика у моря с самыми плохими новостями, какие только можно принести в семью.

Мой папа, Олег Орлов, погиб при исполнении своих обязанностей. Получил пулю, спасая заложников от очередных ублюдков, возомнивших, что чужие жизни могут быть разменной монетой или рычагами для достижения их целей. До выхода в отставку папе оставалось два месяца. Мы только перебрались в тот непритязательный домишко в небольшом приморском городе, осуществляя давнюю мечту моей мамы. Жить в собственном белом домике у моря, выращивая во дворе свои любимые розы всевозможных сортов. Наше жилище было более чем скромным, с удобствами на улице, но мои отец и мама были преисполнены радостью и кипучей энергией просто от осознания того, что это, наконец, наше первое собственное жилье. Промотавшись столько лет по казенным квартирам, они воспринимали эти старенькие четыре стены как царские хоромы. Мы были счастливы как никогда и были готовы трудиться день и ночь, превращая наши шесть соток и саманный домик в то, о чем мечталось столько лет.