Сандра Бушар - Подчинение. Том 1

Лишь три секунды ему понадобилось, чтобы просканировать текст, когда он вдруг неожиданно замер. Лицо заметно вытянулось, словно оскал зверя, ощетинилось и, становясь намного ужаснее обычного. И все же для не чуткого, едва уловимого человека это выглядело так: Шульц лишь слегка напрягся и вскинул на меня цепкий внимательный взгляд.

Чего никогда не было раньше.

Взрывная волна его тяжелой энергетики отшвырнула меня обратно на несколько шагов.

– Что это? – по слогам отчеканил он, словно маленькому ребенку с проблемами развития. Голос едва ли не срывался на рык.

– Это… – сглотнув вязкий ком, я откашлялась, а после выдохнула: – Это мое заявление об увольнении.

Секунды Его молчания казались мне тяжелым бременем, ложащимся на плечи неподъёмным грузом. Будто какая-то изощренная пытка, когда тебе безостановочно капает на голову капля воды. Снова, снова и снова… А потом вдруг хочется кричать от страха, молить о пощаде. Или рассмеяться и выпалить: «Это была всего лишь шутка! Забудем это глупое недоразумение…»

Подперев двумя пальцами подбородок, Шульц сощурил глаза и многозначительно прошептал:

– Кажется, я все понял.

Громко сглотнув, мне показалось, словно эхо разнесло этот звук по всему пространству. Я не слышала биение часов или других посторонних звуков. Лишь собственное сердцебиение и дыхание.

– Ты, Браун, очень хитра, – с явным негодованием рявкнул мужчина, подаваясь вперед. На губах его появилась хищная ухмылка, не предвещающая ничего хорошего. – Тебе нужна прибавка к зарплате, и ты решила зайти издалека.

Он не спрашивал. Он констатировал.

– Я… – Шульц остановил меня ладонью, и я послушно замолчала.

– Ты же знаешь, что я терплю рядом исключительно прямолинейных людей, – тяжело вздохнув, босс откинулся на спинку стула и, сложив руки на груди, отвел взгляд к окну. Только тогда я ощутила, как жгут легкие от недостатка кислорода. Черт возьми, я ведь просто забывала дышать! – Сейчас я борюсь с желанием повесить на тебя штраф. Но… Учитывая твои успехи и самоотверженность делу, прощу подобное поведение на первый раз и добавлю двадцать процентов к текущей ставке, – кивнув своим мыслям, Шульц вернулся к столу, и его пальцы знакомо коснулись клавиш ноутбука. – Вопрос закрыт. Свободна.

Где-то внутри меня кричала та самая испуганная и неуверенная в себе Эмми, вторящая: «Уходи! Соглашайся!» Но я неожиданно для себя смело отмахнула страхи и осталась на месте.

– Нет, – голос казался на редкость звонким и уверенным. Лишь пальцы немного подрагивали, которые я предусмотрительно убрала за спину. – Я не хочу прибавки, я хочу увольнения.

– Двадцать пять процентов, – все тем же ровным голосом добавил Шульц, будто мы обсуждали типичные рабочие вопросы. Легкое оцепенение навсегда спряталось под маской тотального равнодушия и деловой собранности. Я продолжала молчать, что заставило мужчину продолжить «игру»: – Тридцать. И это мое последнее слово.

Терпение лопнуло, да и желание стоять на ковре у босса подошло к концу. Резко и даже немного грубо я поспешно протараторила:

– Мое заявление об увольнении у вас на столе. Подпишите вы его или нет – это мой последний рабочий день. Я не имею привычки набивать себе цену и вполне кратко скажу: решение обсуждения не требует.

Палец Шульца сбился с назначенной траектории, и вместо слова «вектор» он написал «вектон». Учитывая годы опыта за ноутбуком, мне удалось заметить это сразу. Только вот внешне он никак не выдал смены эмоций, лишь устало поднял на меня темный взгляд.

– Прошу тебе вспомнить, что именно моя компания обеспечивает часть стипендий в вуз, который ты благополучно закончила. И по контракту ты обязана отработать пять полных лет. – Шульц победно и надменно сверкнул черными глазами. – Если ты, конечно, не хочешь заплатить неустойку в качестве пятидесяти тысяч долларов.

– Естественно, не хочу. У меня нет таких денег, – деланно вежливо заявила, стиснув зубы. Босс хмыкнул, но я тут же «обрадовала» его снова: – Именно поэтому я дождалась истечения срока контракта. Пять лет закончились четырнадцать дней назад, господин Шульц.

И тут впервые за долгие изнурительные годы работы мне удалось увидеть нечто невероятное: самообладание самого замкнутого, невыносимого эгоиста дало трещину – по его идеальному без единой неровности лицу расползлись морщины. Брови высоко поползи вверх, а губы изогнулись, будто после литра чистого лимонного сока.