Диана Хант - Путь единственной

В лицо привычно ударила влажность и насыщенные цветочные ароматы. В укромном уголке, под раскидистыми листьями бананового дерева, наконец, опустил Нинет на мягкий тёплый грунт.

Она плакала, когда он высвобождал из штанов член, а увидев его, твёрдый, огромный, такой необходимый, припала губами, вбирая в себя полностью. Она трудилась с такой быстротой и одержимостью, что тритон застонал, сжимая зубы, чтобы не разочаровать любимую быстрой разрядкой.

Рванув её за волосы, отстранил заплаканное лицо с потёкшими следами макияжа. Пристально вглядываясь, спросил, глядя в глаза:

– Что с тобой, Нинет?

Её трясло. Лихорадило. То и дело по телу пробегала судорога. В такие моменты лицо корчилось, как от боли, но каким-то чудесным образом не теряло своей привлекательности. Наоборот, будило всё более грязные и развратные желания.

– Не знаю, – кусая губы в кровь, прохрипела Нинет. – Я ничего не знаю. Не знаю. Я лишь хочу… Хочу почувствовать себя лучше. Почувствовать себя лучше. Лучше. Хоть ненадолго.

Она стонала и мотала головой, когда он покрывал её тело поцелуями, когда посасывал и покусывал грудь, играл влажным чуть шершавым языком с её сутью. Она выгибалась дугой, запускала пальцы в его волосы и хрипло просила помочь ей. Хотя бы немного. Хоть ненадолго. Ещё. Еще немножко.

Он брал её снова и снова, истово сминал грудь и ягодицы, бил бёдрами. Отвешивал пощёчины, когда она вгрызалась в его плечи, когда раздирала в клочья спину. Переворачивал и входил сзади, во вторые врата. На сухую, не озадачиваясь смазкой, вколачивался в податливое тело под ним так, словно был намерен вбить её в землю.

Липкие от пота тела покрылись кусочками грунта, листьями и сухими травинками.

Нинет плакала и стонала под ним, просила ещё и ещё.

Когда он выдохся, оседлала его сама, насаживаясь тугой дырочкой между похотливо разведённых ягодиц. Он развёл пальцами влажные складочки, подставил под текущее розовое лоно пальцы и она принялась насаживаться на них с утроенной силой.

Когда он извергался в неё, она плакала, словно от пережитого предательства.

Почти не давая ему передышки, возбуждала умелыми прикосновениями языка и губ и всё начиналось снова.

***

Он вырубился в мобиле, уронив голову на руль. Затем, глубоко вздохнув, откинулся на спинку сиденья.

Дорожный федерал, заглянув в тонированное стекло экспериментальной химеры, ничего не разглядел (как будто собирался), и отошёл, прикрепив к ветровому стеклу бланк на штраф.

Если бы человек всё же мог заглянуть внутрь, возможно подумал бы ещё, стоит ли связываться с высшим демоном.

Поначалу его терзали сумбурные, беспокойные сны.

Какая-то пустошь… выгоревшая дочерна земля… Ветер бьёт в лицо, заставляет задыхаться, барабанит мелкими камешками и ошмётками пепла.

Он ползёт из последних сил. Куда? Он не помнит. Но, кажется, у него была цель.

Кажется, сначала он сходил с ума от ярости, потом от боли.

Откуда-то появился брат и напоил его своей кровью.

Силы вернулись, и Харлей тут же куда-то исчез.

Вместо него пришла Мишель. Рыжая, растрёпанная. Солнечная.

Она озорно улыбалась и просила приласкать её.

Эрам с жаром принялся исполнять просьбу рыжей, но что-то не давало ему покоя. Какая-то тянущая, сосущая боль изнутри. Она терзала, выматывала тело и душу. А ещё он чувствовал на себе чей-то взгляд.

Он поднял голову, чтобы осмотреться и отшатнулся, когда вместо лица Мишель увидел Нинет. Она издевательски, заливисто расхохоталась. Черты её поплыли, обретая форму чудовища.

– Что же ты остановился Эрам? – прогудел монстр. – Приласкай меня, мне это так нужно… Просто, чтобы почувствовать себя лучше.

Пока, словно был не в силах поверить с такое предательство, Эрам продолжал смотреть на чудовище, сзади на него упала чья-то тень.

За спиной стоял инкуб в неприметном плаще, на миг его лицо показалось знакомым. Он сжимал в руке пистолет и тоже смотрел на то, чем ещё минуту назад была Нинет.

– Это не она, – сказал он Эраму и вздохнул. – Мне нужна другая. Рыжая.

Развернувшись, инкуб с пистолетом ушёл, прячась в воротник от дождя и ветра.

Да, пошёл дождь. Забарабанил по крыше и, наконец, разбудил инкуба.

Эрам встряхнулся, словно пёс, что выбрался из воды.

Домой не хотелось.

Квартира после исчезновения Мишель опустела. Рыжее солнышко согревало её изнутри, наполняло светом и любовью. Эрам даже не думал, что его холостяцкая берлога, рациональная и функциональная, сможет в считанные дни стать такой уютной и как будто живой.