Маргарита Климова - Достаточно трёх. Ганзалеон в огне. Книга 5

Марика напряглась и во время всей речи просидела с прямой спиной, словно вспомнила про арматуру вдоль позвонка. О продолжении обеда не было и речи. Пришлось вытягивать её, пока родители не запилили. Для прогулки был выбран парк, обустроенный лет шесть назад и оказавшийся очень удобным местом.

Узкие дорожки, извивающиеся между деревьями и непроглядными кустами, Беседки, скрытые лианами и цветущими цветами, уединённые полянки с подстриженной травой. Мы углублялись внутрь густых посадок, вспоминали весёлое детство, и всё это время я поддерживал Марику под локоток. Она не вырывалась, даже расслабилась и позволила сползти руке и переплести пальцы.

– Я слышу неровный стук твоего сердца, такой же, как у меня в груди, – перевёл внезапно тему прошлого на настоящее. – Почему ты отказала в танце, если оно у тебя трепещет рядом с нами?

Мари дёрнулась, попыталась вырвать руку, а её сопротивление меня завело. Притянул к себе, не разжимая пальцы, зарылся в волосы и вкусил сладость рта, жадно всасывая губы, проникая языком и удерживая вырывающееся тело. Сопротивление подавил быстро, и с грудным стоном малышка сдалась, прильнула, закинула руку на шею и, рвано дыша, приняла мои ласки.

Не знаю, что на меня нашло, но стоило коснуться её губ, как сразу сорвало крышу. Общественный парк не место для первой близости, да и до церемонии стоило бы подождать, но остановиться я уже не смог. Пил её горячее дыхание, подтягивая за бёдра, вдавливая в себя, и бегом пересекал поляну до гладкого ствола дерева. Если бы Мари хотя бы воспротивилась, попыталась оттолкнуть, конечно бы остановился, но она цеплялась в волосы, притягивала к себе и так же жадно отвечала на поцелуи.

Плакучая ветки скрыли нас от случайных прохожих, образовав вокруг интимный полумрак, пробиваемый редкими, тонкими лучами. С трудом осознавал, что творил, попав в параллельную реальность, где только мы, касание кожи и всполохи огня, прокатывающегося в крови.

Прижал её хрупкий стан к дереву, закинул на себя стройные ножки и провёл ладонью по гладким бёдрам, собирая тонкий шёлк. Пальцы покалывало от удовольствия и немедленного желания свести на нет миллиметры между нами. Отодвинул тонкую преграду, коснулся влажных лепестков и зарычал от выплёскивающихся через край ощущений.

Всего лишь мимолётное касание, а меня вело, будто весь влез в неё. Аромат с нотками мятного ананаса, исходящий от Мари, щекотал ноздри, заставляя вдыхать в полную мощь лёгких, и окончательно плавил мозги. Только этим я оправдывался, когда проникал в узкое тепло пальцем, когда покусывал зубами нижнюю губу, когда по чистой случайности разошлась молния на штанах, и я, с замиранием сердца, натягивал её на себя.

Короткий всхлип, переходящий в рокочущий, гортанный стон, выпитый мной без остатка, и бешенная гонка за удовольствием. Я подкидывал Мари, опускал и с остервенением работал бёдрами, боясь, что не успею излиться, пока мираж не истает в воздухе. Марике оставалось только вскрикивать, закусывать губу и зарываться лицом в шею, принимая глубокие толчки на всю длину.

Можно ли умереть во время близости, когда на тебе содрогается в припадках оргазма желанная самка, закатывая глаза и вонзая зубки в плечо? Я умер, взорвался, взлетел, разобранный на частицы, в страну Зандала и рухнул о землю, возрождаясь. Ноги тряслись, еле держали. Пришлось развернуться и облокотиться на ствол спиной, по которому мгновение назад размазывал Марику.

Для Маклала мой разворот стал сигналом, означающим законное право покрыть Мари, как следующему в роду. Из полёта в наднебесье возвращался под новые стоны девушки, сотрясающейся от резких внедрений брата. Мак не стал заморачиваться, менять дислокацию, сдирать с меня Марику, а просто пристроился сзади и долбился, вбивая её в меня.

Даторр стоял рядом, намотав волосы Мари на кулак, пил её дыхание, терзая губы, оттягивая голову и ожидая своей очереди. Глядя, как один брат орудует языком во рту нашей женщины, а другой членом в райской пещерке, мозг встрепенулся и расплылся на глазах. Осознание общего владения добавило перчинки в восприятие, и желание растеклось по телу вновь.

Как в тумане наблюдал за происходящим, всматриваясь в перекошенные удовольствием лица парней, подставляя под зубки Мари плечо, в самые острые моменты, и крепко держа её в руках, боясь отпустить и потерять сокровище, честно добытое в неравном бою с совестью.

После мы долго лежали под сенью голубоватой листвы, восстанавливая бурлящую кровь, нежно гладя разомлевшую Марику и лениво ловя нити золотых лучей, прорезающих густую крону. Наверное, надо было что-то сказать, как-то оправдаться, но разговаривать в такой момент, прерывать перелив общего дыхания, перезвон одного на всех сердца, казалось кощунственным. За нас говорили они, разбавляя своей песней тишину.