Марина Дмитриева - Не смей меня касаться. Книга 3

Голубенькие глаза глупо захлопали.

Небольшой кивок своим парням… те тут же подхватили под белы рученьки двух скотов-любовничков моей жены. Полуодетые, с повисшими от стрессовой ситуации членами, они смотрелись жалко. Вдруг Вазген резко ударил в бок одного из удерживающих его ребят, попытался вырваться. Но Серега молодец, не отпустил, а второй мой парень, наказывая за излишнюю прыткость, хорошенько приложился кулаком по волосатому торсу кавказца. Герой-любовник охнул и, жалобно поскуливая, повис на руках ребят из службы безопасности.

Юля в белой, практически прозрачной комбинации присела на пол, налитые груди с большими коричневыми сосками дерзко торчали из огромного выреза.

– Милый… это не то, что ты думаешь.

Заржал сивым мерином. Признаться, я ожидал любой другой фразы, кроме этой банальной анекдотичной фразы всех жен-изменщиц. Мне думать не надо, я все вижу, и ситуация не оставляет простора для двоякого толкования.

– И ты мне сейчас все объяснишь, да, Юленька? – ласково спросил я.

– Д-да…– странно, но в голосе женушки было веселье.

Ей весело?! Какая же безмозглая сука! Рыжая Алинка поддержала подружкино веселье идиотским хихиканьем, и почему-то стала оглаживать державшего ее за локоть парня. Тот заметное занервничал, практически голая, доступная по самое не балуй девица – неслабое испытание для молодого мужского организма.

Юля подскочила с пола, кинулась мне на шею… точнее попыталась, я не мог позволить, чтобы она ко мне прикоснулась, или меня вывернет наизнанку прямо в этой гостиной, да еще к тому же перед своими подчиненными. Оттолкнул женушку, и Ля-ля-ляшка опять бухнулась на пол.

– Милый, ты-ты такой красивый, – начала бессвязно лепетать Юля, – я так о тебе мечтала… Сашенька, трахни меня, ну пожалуйста, прошу тебя.

Желание вырвать только усилилось.

– А хочешь я тебе пососу?

Юля засеменила в мою сторону на коленях и потянулась к ширинке брюк.

Сделал шаг назад. Млять, единственное, что я хочу сейчас, – это перестать разыгрывать из себя джентльмена и хорошенько тебе вмазать, так, чтобы месяц ходила в синяках.

– Трахни меня, не будь жестоким!И пусть твои ребята… пусть они тоже к нам присоединятся, их так много, они такие сильные с пистолетиками. Ребята, трахните меня!..

Я невольно брезгливо кривил нос и презрительно поджимал губы. И эта сука моя жена?! Как я мог жениться на такой шлюшке?!

– Она в неадеквате, – прошептал мне на ухо Андрей Анатольевич.

Боже, здесь дурно пахнет тухлятиной. Это протухли все мои благородные порывы, конечно, их же так обильно полили самым отборным дерьмом.

А Юля снова стала на четвереньки, развела пошире ноги, выставила задницу и, как кошка во время течки, призывно ею покрутила.

Жоржик хихикнул. И этот смешок, это глумление сорвало крышу, планку, все затворы сдержанности, за которыми я прятал свою безграничную злость, выпустив во мне зверя. Прямо почувствовал, как мои глаза наполняются кровью, как у быка на корриде, которого столько раз пинали, втыкали в его тело пики… Все, я его сейчас прикончу! Развернулся и со всего маха погрузил свой кулак в худосочное тело этого ублюдка. Он захрипел от боли, но в моих ушах стоял, продолжал множиться его тихий смешок. Тут же второй кулак припечатал его челюсть. Еще и еще раз… Потом развернулся и начал колошматить по волосатому телу Вазгена. Мои ребята меня не останавливали, видно, понимали, что боссу нужно выпустить пар. Я бил и бил, за себя, мою поруганную гордость, уничтоженную этими скотами любовь, затоптанное в дерьме благородство. Бил за мою Танечку, за ее слезы, ее красивую боль. Наносил удары за ни в чем не повинного дитя, которого я хотел, поставил своей целью сделать счастливым, а сейчас точно понимал, что не смогу полюбить эту девочку, потому что вместо милого личика всегда буду видеть сегодняшнюю безобразно-пошлую картину, потому что я стану ненавидеть детский лепет, ведь вместо него в моих ушах будет стоять голос ее невменяемой мамашки, предлагающей всем ее оттрахать. Смешок Жоржика все звенел и звенел в моих ушах… Хотя бравые молодцы, подсаживающие молоденьких девчонок на наркоту и трахающие беременных чужих жен, больше не смеялись, а сдавленно матерились и харкали кровью. Я же продолжал и продолжал, как заведенный, бить то одного, то второго, словно передо мной были не живые люди, а две больших груши для битья. Чертов бронежилет мешал нормально дышать, я ревел взбешенным медведем и наносил удар за ударом… Хочу, чтобы эти скоты подохли.