Тот самый жилой комплекс, откуда я улепетывала с пистолетом, откуда улетела на вертолете с помощником Бориса – Иваном.
Меня трясет, и я впиваюсь ногтями в собственные коленки.
– Нина…
– Я не пойду, – выдыхаю. Там слишком много всего. Там слишком много эмоций. Там я прежняя, глупая, порочная, зависимая от любого внимания, что может дать хозяин. Даже если это больно. Не пойду.
Борис опирается рукой о дверцу, другой о крышу и жалит мне щеку взглядом.
– Ты не хочешь увидеть Виктора?
Резко поворачиваюсь и удивленно смотрю в спокойное лицо. Врет? Но что коту Бориса здесь делать?
– Он не в Усть-Горске?
– Отказался уезжать. Насиловать я не стал.
– А как же он? Ему, наверное, грустно? А кто его кормит?
– Приходящая домработница. Нина. Мне нужно переодеться и ехать на встречу. Я не могу ее пропустить. Даже ты не стоишь пять миллионов долларов.
Даже? А сколько стою.
– Стою, – улыбаюсь я, вылезая, – иначе ты бы не стал меня выручать.
Стою прямо перед ним, пока он сверлит меня взглядом.
– Так сколько я стою?
– Ответ на этот вопрос может вызвать много эмоций с твоей стороны. Сейчас у меня нет на это времени, – отходит он в сторону. – Пошли. Судя по всему, этот вопрос интересует тебя больше, чем гибель сестры.
Слова летят мне в спину, и я прикрываю глаза. Правда из его уст всегда самая горькая. Пытаюсь взрастить в себе чувство вины за отсутствие слез из-за новости об Ульяне.
Я плохой человек? Или просто давно смирилась с мыслью о ее смерти.
Хочу заплакать, но ни слезинки. Хочу начать истерить, но внутри сплошной штиль.
Просто иду за Борисом в парадную, захожу в лифт, невольно ощущая, как снова воздуха стало меньше. Сердце заходится от стука, хотя он даже не смотрит на меня. Да и охранник его здесь.
– Расскажи мне про Ульяну, – снова требую я, чтобы дать себе передышку. Охранник впереди уже открывает нам двери.
– Когда вернусь, поговорим, – сразу уходит Борис в спальню и оставляет меня одну в прихожей.
И я застываю, рассматривая ничуть не изменившуюся квартиру. Словно я вчера была здесь и готовилась к новогоднему празднованию вместе с любимым.
Но все опять пошло не так.
Делаю шаг вперед, закрываю за собой двери, как вдруг руку обжигает. Смотрю на запястье, а там две глубокие царапины. Потом взгляд прямо и вижу на кухонной стойке недовольную черную морду огромного кота.
– Как будто я виновата, – шагаю к Виктору, но он шипит. Клыки обнажает… И я чувствую его боль. Она сильнее той, что от когтей, он сильнее той, что от выстрела.
Я ведь только сейчас понимаю, что встреча с этим живым существом вызывает во мне больше эмоций, чем известие об сестре.
Хочется кинуться на колени и просить животное о прощении. В том, что из-за собственных страхов, родителей, болезненной любви совсем забыла, какого ему здесь.
В одиночестве.
Кажется, что я тоже все это время была одна. Всегда была одна.
И только он давал мне не совсем утонуть в пучине собственного нытья и страданий.
– Прости, – шепчу я и тяну руку к черной гладкой шерсти. – Прости, мой хороший.
Почти касаюсь морды, но тут же шиплю, когда острые клыки впиваются мне в пальцы. Но затем начинают зализывать, продолжая ругать взглядом.
– Верю, мой хороший. Я тоже скучала. Очень.
Поднимаю его на руки и оборачиваюсь, слыша шаги.
Борис в черной шелковой рубашке и джинсах бросает взгляд на нас и поднимает уголок рта.
Хочется победно улыбнуться, что кот, несмотря на его характер, принял меня даже спустя два года.
– Просто ты в него не стреляла, иначе он бы тебе глотку перегрыз, – произносит Борис и хлопает дверью, оставляя меня в безмолвии и страхе. Утыкаюсь в шерстку урчащего кота.
И вот что это было? Обида? Комплимент? Попытка напугать? Или Борису просто необходимо оставлять за собой последнее слово?
Даже если так, то на сегодняшний вечер я возвращаюсь в прошлое. С одним только исключением. Я ни за что не поддамся, если Борис начнет меня соблазнять. Ни. За. Что.
В этом месте никогда не было женщин. Это устраивало владельца, это устраивало гостей. Здесь велись разговоры о больших деньгах, завязывались связи, решались вопросы. Без конфликтов тоже не обходилось, но решал их владелец, без которого это ресторан-клуб в центре Москвы, спрятанный между высоток в подвале, просто не работал.
Владелец был крупным седовласым мужчиной с большим шрамом на виске и сломанным на военной службе носом. Его имя называют редко, часто говорят просто «Генерал». И если ты попадаешь под его внимание – вариантов два.
Читать дальше