Елена Ха: Страшная сказка, или Мой долгий путь к тебе

– Мне что-то плохо, хочу воздухом подышать. Сигареты куплю тебе.

– На кой ляд мне сигареты. У меня еще на две самокрутки осталось. Давай ты сейчас хавчик нам организуешь, я пока пару звоночков сделаю, а потом мы расслабимся. Лады?

Димон широко улыбнулся мне, но сейчас я заметила, что улыбаются только губы, глаза внимательно наблюдают за мной. Он не отпустит меня, пока я ему нужна, пока раздвигаю для него ноги – не отпустит. Да еще с подвязками в ментуре. В этот момент я почувствовала себя жалкой, как мать, а больше всего на свете я не хотела быть похожей на свою мать. Я вырвала руку из мужского захвата, гордо вздернула подбородок и заявила:

– Я хочу уйти.

Я уже развернулась к двери, когда мужская рука схватила мою голову и с силой впечатала прямо лицом в дверь. Я четко услышала хруст. Димон сломал мой маленький нос картошкой. Но он на этом не остановился. Схватив меня за волосы, он потянул на себя и швырнул на пол. Нависнув надо мной, злобно сверкая глазами, он замахнулся и ударил кулаком по левой скуле. В глазах сначала вспыхнули белые искры, а потом потемнело. Он что-то кричал, но я не могла разобрать слов, не могла сосредоточиться на окружающем мире, я старалась не захлебнуться собственной кровью, затекающей мне в рот из разбитого носа. Он снова обхватил мою голову и подтянул к своему лицу.

– Иди умойся. К вечеру хочу, чтобы ты выглядела нормально. А хорошее настроение я тебе гарантирую. Вчера-то понравилось. Твои стоны соседям всю ночь спать мешали, – криво усмехаясь, уже спокойнее сказал Димон и потряс перед моим лицом пакетиком с белым порошком.

Я с трудом поднялась и, пошатываясь, отправилась в ванну. Закрывшись и почувствовав себя в относительной безопасности, я включила воду и набрала маме смску: «Забери меня на такси. Срочно. Напиши от подъезда. Из машины не выходи».

Только после этого я посмотрела на себя в маленькое заляпанное зубной пастой зеркало. Пришлось зажать собственный рот обеими руками. Хотелось выть. Мое овальное детское личико с маленьким носиком и большими широко распахнутыми голубыми глазами превратилось в один сплошной кровоподтек. Нос и левую щеку разнесло. Глаза отекли. Только маленький ротик оставался не тронутым. Осмотрев себя, я ужаснулась. Длинные почти черные волосы, шея, куртка и джинсы были все в крови. Сколько же я ее потеряла. Нужно было умыться, но дотрагиваться до лица было страшно. Даже без прикосновений боль сворачивала желудок в тугой узел.

Через десять минут пиликнула смска: «Подъезжаю». А я так и не решилась умыться. Тихонько выглянула в коридор, в кухне работал телевизор, хлопнула дверь холодильника, звякнула крышка кастрюли. На цыпочках дошла до входной двери, не дыша потянула ручку вниз и на себя. Дверь беззвучно открылась. Я протиснулась в узкую щель, мягко закрыла дверь за собой и сорвалась на бег. Перепрыгивая через ступеньки, я спускалась с пятого, верхнего этажа и не боялась упасть. Я и так уже вся разбита, чего еще бояться. Впрыгнув в машину, истерично крикнула:

– Погнали.

Водитель с ужасом посмотрел на новую пассажирку через зеркало заднего вида и начал выруливать, мама, рассмотрев меня, скомандовала:

– В больницу.

Она достала телефон и хотела уже набрать какой-то номер.

– Ты куда звонишь? – спросила я, выхватывая мобильник из рук матери.

– В полицию!

– Нет. Мне восемнадцать. Я писать заявление не буду, – отрезала.

Женщина, в глазах которой блестели слезы, тихо спросила:

– Почему?

– У него есть там знакомые. Мы просто облегчим ему поиски, – откинувшись на сиденье и закрыв глаза, обреченно призналась я.

Мама сжала мою руку.

– Я что-нибудь придумаю.

Я ей тогда не поверила. Но проснувшись на следующее утро в чистой больничной палате, первое, что увидела, было заплаканное уставшее лицо матери. Я напрягла память и вспомнила, что ей всего сорок, но выглядела она сейчас на все пятьдесят. Волосы абсолютно седые, глубокие носогубные морщины, бесцветные тусклые карие глаза, а по лбу будто плугом прошлись четыре раза туда и обратно оставляя глубокие борозды. Мать похудела, осунулась, ее опущенные плечи, сутулая спина вызывали в моей душе жалость и презрение.

«Какая же она безвольная», – подумала тогда я и усмехнулась своим мыслям, представив, как выгляжу сама. Вчера врачи вставили мне на место нос, намазали синяки, диагностировали сотрясение мозга и оставили в больнице минимум на неделю. И в глазах у врачей тоже была жалость, а медсестры как одна поливали меня презрением.