Анна Веммер - Очень откровенно

Да, клетка роскошная.

Я бросаю на матрас в беседке сумку, собираю на затылке волосы и стягиваю платье, оставаясь в купальнике.

– Помочь с кремом? – не скрывая возбужденного блеска в глазах, спрашивает Данил.

Мой первый порыв – отказаться, но он не скрывает, к чему все идет, а я не готова вступать в полноценную войну. И еще, возможно, любуюсь идеальным рельефным торсом, покрытым ровным загаром. Бросаю Никольскому тюбик и поворачиваюсь спиной. Горячие пальцы неторопливо расстегивают купальник.

Это не так уж противно, как казалось.

Хорошо, я лгу, это совсем не противно. Невероятно умиротворяющее сочетание шума моря, слегка припекающего солнца и волнующие прикосновения ладоней. Никольский смелеет, не встречая сопротивления, а я вдруг понимаю, как до этого момента была напряжена. Мышцы расслабляются, и в голове наступает приятная легкость.

– Что-нибудь вспоминается?

– Нет.

– Становится хуже?

– Я здорова. Всего лишь удар по голове и шишка.

– И амнезия.

– Зато я наверняка мечтала стереть себе память и пересмотреть любимые фильмы. Теперь могу… правда, я не помню, какие у меня любимые фильмы.

Руки сменяются губами, и это уже более личное и более пугающее касание. Я вслушиваюсь в ощущения, но не могу найти панического желания сбежать или возмущения. Как, впрочем, не могу найти и страсть. Тело отзывается на умелые ласки Данила, но это не более, чем физический отклик.

Но кто сказал, что он плох? Не все связи должны заканчиваться свадьбой. Иногда их прелесть в том, что вы оба не чувствуете ничего, кроме желания.

Еще одна монетка в копилку знаний о себе: я кто угодно, но не хорошая девочка с жесткими моральными принципами.

Разворачиваюсь, отодвигаясь к центру лежака, на нагретые солнцем простыни. Верх от купальника соскальзывает, и соски моментально твердеют. Или от возбуждения или от освещающего ветерка с моря.

Когда Никольский размазывает крем по моей груди и плечам, его глаза опасно блестят. Низ живота охватывает приятный спазм, а когда Данил переходит к ногам, я чувствую, как учащается дыхание. К огромному сожалению он проходится кремом невыносимо близко к краю трусиков, но не спешит форсировать события.

Я далека от того, чтобы его умолять. Поэтому просто откидываюсь на подушки и расслабляюсь.

Мне бы очень хотелось абстрагироваться и насладиться запретным удовольствием, но я не могу заставить себя остановиться и перестать прислушиваться к ощущениям в контексте потери памяти. Каждый раз, когда Никольский прикасается, я пытаюсь понять, ощущала ли нечто подобное и если да, то как к этому относилась?

Насчет себя не знаю, но тело охотно откликается на любые, даже самые простые, ласки.

По телу проходит дрожь. Данил рисует контуры талии, просовывает руки мне под поясницу и спускается, обхватывая ягодицы. Движения одновременно уверенные и осторожные. Он разводит мне ноги в стороны, не отводя горящего взгляда.

– Если что… – медленно говорит Никольский. – Я – не Олег. Мне можно отказать…

Он опускается сверху, приближаясь к моим губам своими.

– По крайней мере, пока.

– Если что, – я с любопытством рассматриваю его вблизи, – я – не шлюха. Если я захочу отказать, то пошлю тебя раньше, чем ты останешься без штанов.

– Откуда ты знаешь? – усмехается он. – Ты же ничего не помнишь.

– У меня хорошая интуиция.

На несколько секунд наши губы соприкасаются, но поцелуя не получается. Это так странно: я определенно хочу секса здесь и сейчас, но совершенно не хочу близости. И это тоже многое обо мне говорит. Неужели я была с ними ради денег? Пользовалась вниманием богатых и красивых мужчин, выгодно продавала молодость и красоту в постели?

А вот это уже отзывается неприятно.

В отличие от череды неторопливых поцелуев на шее, ключице и груди. Горячий язык обводит напрягшуюся горошинку соска, пока пальцами Никольский сжимает другую грудь. У меня вырывается слабый стон, а руки сами собой поднимаются к волосам, путаются в растрепавшихся локонах, отчего грудь соблазнительно приподнимается – и на нее обрушиваются новые ласки.

Я чувствую его возбуждение, и через несколько секунд чувствую напряженный член, готовый в меня войти.

– Один вопрос… – Голос с трудом слушается, но, хочется верить, я выгляжу достаточно уверенной в себе.

– Ты пьешь таблетки, это точно. Мы сдали все анализы, все совершенно здоровы и кроме тебя у нас никого нет.

– Не этот вопрос.

Никольский хмурился и удивленно поднимает брови.