Полли Еленова - В Постели Хамелеона

Давно, кстати, пора.

– Может быть, ты просто боишься меня разочаровать? – усмешка.

Ханна поднимается с постели и отступает.

– С чего бы это? Может быть, я хочу развлечься?

– Побыть кем-то другим, да? А, может, ты просто окончательно потеряла себя? Может, «Магнолия» съела маленькую Ханни?

– Какого хрена?

Жан поднимается и снимает очки.

– Привет. Рад, наконец-то, познакомиться с тобой поближе.

Ханна вскрикивает, и «Жан» подрывается к ней. У него рыжие глаза и жёсткий, холодный взгляд.

– Я Алекс.

– Так значит ты не Жан?

Алекс смеётся. Его черты лица грубеют, волосы становятся жёсткими чёрными лохмами, торчащими во все стороны, появляется щетина. И наглому взгляду, острому изгибу губ больше идёт эта внешность странника с обветренной кожей и наверняка грубыми, но цепкими руками. По крайней мере, такое создаётся впечатление.

– Ну, в смысле, значит ли это, что я проиграла пари? Вряд ли, ведь он ещё вполне может вернуться, а? – усмехается Ханна и садится на подоконник. – Что-то я разволновалась на этот счёт. Зачем было принимать его облик?

Алекс, ожидавший какой угодно реакции, но не подобной, присвистывает.

– Потому что твой хозяин заботится о твоей безопасности?

Ханна прижимает к груди колени, будто бы чтобы прикрыть отчаянно бьющиеся сердце. Она ещё ни разу не встречала подобных себе и только из-за любопытства не вызвала охрану.

– И о чём пойдёт речь? Я полагаю, у тебя ко мне дело.

Алекс подходит к ней ближе, рассматривает внимательно.

– Ага, постельное дело. Так примешь настоящий облик, м? У меня ведь оплачено.

Ханна закатывает оранжевые глаза и принимает облик миловидной блондинки с кудряшками волос. А затем высовывает язык.

Алекс качает головой:

– Я узнавал о тебе, и ты не блондинка.

– Цвет волос такая ерунда в наше время. Говорят, сейчас вообще каждый может быть кем захочет. А я и подавно.

Алекс собирается ответить, но в дверь стучат.

– Эй, всё в порядке? – спрашивает Фрэнк. – У нас времена такие, одну недавно придушили в порыве страсти, теперь проверяем.

– Да, – отвечает «Жан».

Ханна со скрипом подтверждает это:

– Иди, а-а-а, н-не меша-а-ай!

Алекс снова меняет облик, будто бы личина Жана его раздражает.

– Спать с тобой не буду, стесняюсь, – заявляет Ханна. – И да, это тебя я видела в стене! Натравил на меня сумасшедшего! Боже…

Алекс закуривает мрачнея.

– Он должен был тебя вывести или хотя бы узнать что-то полезное. Ну а раз не вышло, вокруг да около ходить не буду. Есть работа для тебя. И она почище будет, чем члены облизывать.

Ханна смеётся. Облики её сменяются калейдоскопом с каждым новым звуком, пусть и не полностью, ведь условия совсем не те. Вот у неё бордовые, длинные волосы, вот чёрное каре, вот вздёрнутый нос, вот острая усмешка на бледных губах.

Конечно, Ханной движет странное, щекочущее чувство, придающее сил. Перед ней настоящий хамелеон, такой же как она сама. Интересно, что он умеет? Также ли у него работают перевоплощения, как у неё само́й? Нужно ли ему возбудиться, чтобы настроиться на чужие предпочтения? Или впечатлится чьим-нибудь образом? Как он её оценивает?

Плевать на то, что он там предлагает, да и на него самого плевать. Но Ханну распирает любопытство насчёт их сути.

Хамелеонские вопросики.

Хамелеонские делишки.

Ей совсем-совсем не с кем было обсудить некоторые вещи, она понятия не имеет, как используют свою силу подобные ей, хотя и подозревает, что мало кто заходит дальше, чем она сама, учитывая некоторого рода специфику…

– А что не так с членами, я не понимаю? – наконец, принимает она облик девочки лет пятнадцати, и оттого каждое её слово приобретает какой-то неприятный, тяжёлый оттенок. Правда, Алекса это не волнует совсем. – Нет, серьёзно, – она хлопает длинными ресницами. – Они красивые. Ну, почти всегда. Приятные, тёплые как питоны. Ты видел питонов? У нас тут были какое-то время. Но это плохо кончилось. Для змей, я имею в виду. В общем, неважно. Такие, упругие, – продолжает, – в пульсирующих венках. Такие милые, такие утипусечки!

Алекса всё же передёргивает.

– Ты сможешь любоваться членами в свободное от работы время. Разве так не лучше? И секс в радость будет, если это не будет работой.

Ханна округляет и без того большие глаза:

– Зачем работать, если работа не в радость? Мне тут просто прекрасно. И вообще… Давай поговорим, может, о чём-нибудь другом? Вот ты…

– Вот я знаю, что тебя здесь держат насильно. О какой радости речь? Совсем крыша поехала здесь?