Мария Летова - Вожак

Ложусь на траву, раскинув руки, и смотрю в потемневшее небо, распятая мыслями о том, что он был с ней… возможно, сегодня…

От этого я вся внутренне сжимаюсь. Холодею.

Я вдруг понимаю, что не смогу быть с ним, если это действительно так…

Просто не смогу…

Как мне жить дальше? Я не смогу быть с ним после ни одной другой женщины. Больше никогда!

– Мира?.. – слышу тихий голос своей тени и, вывернув голову, вижу его ботинки вверх тормашками.

– Ммм?.. – отзываюсь, возвращая взгляд небу.

– Пора домой, – говорит Максут, опускаясь на корточки надо мной.

– Не хочу… – шепчу, не двигаясь с места.

– Мира, – вздыхает он.

Никто не заставлял его быть моей тенью. Пусть попросится в другой окоп!

– Уходи, – велю ему, утирая слёзы. – Я не корова.

– Не усложняй.

Какой же он занудный!

– Проваливай.

– Мне велено привести тебя домой.

– Так веди.

– Ты знаешь, я не могу к тебе прикасаться.

– Тогда пусть он сам придёт за мной.

– Он не придёт, – очень мрачно отвечает Максут.

– Придёт… – шепчу, закрывая глаза.

– Нет.

Сажусь и срываю с ноги балетку, кипя от злости и обиды. Швыряю её в эту каменную башку с криком:

– Тогда я останусь здесь до утра!

Моя обувь ударяется о плечо этого умника, а потом рикошетит о моё.

– Бл*ть… – бурчит тот, мученически поднимая глаза к небу.

Отправляю в него вторую балетку и возвращаюсь в исходное положение.

Он придёт…

Придёт…

Глава 6

Летняя ночь – нежная хозяйка. Баюкала и оберегала мой тревожный сон под пение сверчков, а утро… утро в таком случае злой отец, потому что вместо прохлады я чувствую холод, который пробирается под пиджак Максута и кусается.

Ёжусь и стряхиваю с ресниц сон, принимая вертикальное положение.

Моя тень безмолвно сидит за спиной, положив запястья на согнутые колени. Наконец-то смиренный и молчащий. Может быть, он спит с открытыми глазами? Я слышала, эти парни такое умеют.

Подол моего платья мокрый, как и моя обувь. Спину ломит, а корсет – это пыточный инструмент, и я хочу скорее от него избавиться.

Мне хочется выплюнуть своё сердце и свою душу, чтобы они прекратили этот жалобный тоскливый вой. Тру кулаком грудь, глядя на огромный старомодный дом по ту сторону озера. Неприступный, как и его хозяин.

Запрокидываю голову, закрыв глаза, и делаю глубокий вдох. До боли в лёгких. Воздух свежий и влажный. Бодрящий. На моих волосах туман.

Спрашиваю хриплым скрипучим голосом, не оборачиваясь:

– Который час?

– Шесть, – отвечает Максут.

Шесть.

Очень неловко поднимаюсь на ноги и потягиваюсь, разминая шею. Плетусь по мокрому изумрудному газону, и стряхиваю с плеч огромный пиджак. Забавно, что такому большому сильному мужчине приходится терпеть мои прихоти.

– Спасибо… – шепчу, протягивая ему вещь.

Он молча забирает его из моих рук, пока я осматриваю утренний парк.

Туман делает его каким-то… таинственным. А тишина вокруг давит на уши как самый громкий крик. Слышу шелест за спиной и гляжу на своего охранника через плечо. Он наблюдает за мной напряжённо, отряхивая колени.

Наверное, думает, что я хочу продолжить выступление. Но я не хочу. Я ничего не хочу.

Разворачиваюсь и молча плетусь к дорожке, обняв себя руками.

Иду так медленно, как только возможно. Я не хочу видеть своего мужа, а в это время он завтракает. Мы завтракаем. Он ни разу не отступил от традиции. Он всегда чётко следит за временем. Своим и… моим…

По дороге встречаю садовников, которые смотрят на меня изумлённо. Понимаю почему, только оказавшись в доме. Умываюсь в туалете первого этажа и смотрю в свои глаза. Мои волосы влажные и лохматые, а на щеке след от травы.

Я выгляжу ужасно.

Так, будто моими слезами заполнили озеро и все краны в доме.

Но у меня нет сил что-то с этим делать.

В холле я вижу Фатиму, она плачет и семенит ко мне. Её седой пучок съехал набок, а платье измято.

– Мира… – каркает экономка, заглядывая в мои заплаканные голубые глаза своими поблёкшими карими. Добрыми. – Мокрая вся… – Её руки трут мои плечи, пока она силится что-то мне сказать, а потом хлюпает носом и бормочет: – Ох… он хочет тебя видеть… девочка моя…

Хмурюсь и смотрю на дверь столовой.

Фати кладёт ладонь мне на щёку, поджав губы, а потом прячет глаза и уходит, опустив голову. Смотрю ей вслед хмуро. Смотрю на Максута. Он делает то же самое. Смотрит вслед экономке. Потом смотрит на меня.

Помедлив, иду в столовую.

Мой муж сидит на своём месте, как всегда обложенный документами. В рубашке без галстука, а волосы зачёсаны назад. Чёрные и гладкие. Лицо сосредоточенное и… хмурое. Его локоть стоит на столе, пальцы прикрывают губы и заросший щетиной подбородок.