Ульяна Соболева - Первая леди для Президента

– Идемте, Мэри, вас привезли ко мне. И меня зовут Эллен.

У нее был легкий акцент и очень красивый бархатный голос. Кутаясь в роскошную шубу, женщина последовала к дому, и я поплелась за ней, а следом Глеб с моим чемоданом.

Едва мы вошли в ее квартиру, в голову ударил запах дорогих французских духов и…какого-то раритета. Здесь было уютно, и в то же время отдавало временем. Мебель с завитушками на ножках, тяжелые шторы, хрустальные люстры на высоких потолках и белый рояль в гостиной.

– Пьер сказал, зачем отправил вас сюда?

– Нет.

– Ну да…не в его стиле сообщать женщине о своих намерениях.

Пьер…как интимно звучит его имя, произнесённое ею. Интимно и с любовью. С трепетом.

– Снимите ваши ужасные туфли и оставьте возле двери. Тапочки в шкафу у вешалки.

Она прошла грациозным шагом куда-то вглубь квартиры, а я поискала тапки и, надев их, поторопилась за ней. Стало нудно, скучно и ужасно захотелось сбежать. Зачем я здесь? Я хочу домой…к нему. Почему он не приехал и не сказал мне об этой поездке?

– И…зачем я здесь?

– Хотя бы для того, чтобы научиться открывать рот, когда это нужно, и уметь вовремя замолчать. А еще не опускаться до уровня слуг и не верещать на улице, как истеричка. Ума не приложу, где он вас подобрал…но работы будет очень много.

Она сняла тонкий шарфик, сложила на тумбу возле зеркала и поправила свои невероятно красивые густые волосы. Он…отправил меня учиться у нее? Кто она ему?

– Я не хочу. Я вас не знаю, и в мои планы не входило проводить время с…вами…

– Вы не хотите? – она рассмеялась и с жалостью на меня посмотрела, как будто всем своим видом говоря мне, что ее вынудили снизойти до меня.

Я судорожно глотнула воздух и попятилась назад к двери.

– Я могу вернуться к себе?

– Можете. Вас не заставляют здесь находиться.

– Тогда я, пожалуй, поеду обратно.

Она поднесла к губам тонкий мундштук и прикурила от изящной зажигалки.

– Как пожелаете. Я говорила Пьеру, что эта затея может быть неудачной.

Усмехается загадочно и презрительно. И я чувствую себя рядом с ней, как та второсортная актрисулька чувствовала себя рядом с Джулией, когда та играла на сцене.

Ну вот и хорошо. Вот и прекрасно.

Я снова надела свои туфли, натянула пальто.

– Тапки поставьте обратно в шкафчик!

Я смотрела на грозовые тучи, сбившиеся в темно-сизые обрывки грязной ваты, нависшей над старыми домами. Казалось, небеса вот-вот рухнут на землю. Мои давно уже рухнули, и я не знаю, какими правдами или неправдами держусь, как выживаю. Мне уже не верилось, что когда-то я была счастлива, улыбалась, смотрела на небо и испытывала какие-либо эмоции кроме вот этих мрачно-давящих жутких ощущений, что меня разрывает на куски.

(с) Черные вороны 8. На дне. Ульяна Соболева

– Здравствуйте, это я.

Голос звучит хрипловато, дрожит так, что мне самой трудно дышать. Потому что боюсь, что повесит трубку, заблокирует меня, пошлет подальше. Страшно, потому что он моя единственная надежда, и понимание, что сейчас все зависит только от одного его слова, заставляет дрожать от страха. Просто вот так быть в волоске от собственного апокалипсиса и сходить с ума в ожидании. И мне кажется, прошло не полгода, а целая вечность… я не видела моего Айсберга целое столетие, и за это время я медленно угасала, медленно превращалась в жалкое подобие себя самой. Как же это невыносимо – быть с ним, но еще более невыносимо – быть без него.

– И? – у Гройсмана твердый голос с командными и очень властными нотками, и я уже перестаю верить самой себе, что когда-то этот человек был каким-то испуганным дворецким, казался мне противным и жалким стариком. Как же я тогда ошибалась…Как же гениально он играл свою роль, и теперь я понимаю, почему его выбрал Петр – Гройсман сильная, несгибаемая и выдающаяся личность. И если я сейчас не буду убедительной, у меня ничего не получится. Я могу остаться ни с чем.

– Почему ты сюда звонишь? Разве мы с тобой не попрощались навечно?

– Я хочу знать. Я не уеду отсюда. Я выйду на дорогу, я пойду к журналистам… я лягу под поезд. Я просто так не сдамся. Где ОН?

– Оставайся там, где стоишь, за тобой приедут.

И отключился. Оглянулась по сторонам. То, что за мной следят, уже понятно. Но зачем я им? До сих пор нужна? Откуда он знает, где я? Как он верно сказал – мы же попрощались. И какое-то адское облегчение – он мне поверил. Наверное, потому что я, и правда, дошла до того, что могла бы все это совершить, в безумном желании найти ответы на свои вопросы. В адском желании увидеть Петра хотя бы один раз.