Ольга Дашкова - Цена твоей любви

– Тогда мы уехали, Костик сидит и слушается бабушку, на улицу один не выходит, ждет маму. Так, Костик?

– Так.

– Мальчики на выход, папа, нас ждет такси.

Что-то я на самом деле сегодня на взводе, надо расслабиться, взять себя в руки, прекратить психовать и так на все реагировать. Волнение за отца, встреча с прошлым, Сергей, со своей учтивостью и повышенным ко мне вниманием, начинает выводить из себя.

Простились у подъезда, в такси взяла отца за руку, так и ехали, успокаивая друг друга.

– Ты слишком много работаешь, так нельзя, папа.

– Я работаю немного, давать советы по бизнесу – это не работа, а безобидное хобби. Да и надо напрягать мозг, иначе выживу из ума, как наш сосед, буду сидеть на лавочке и кормить несуществующих голубей.

– Тебе надо переехать в Италию к нам.

– И бросить здесь бабулю? Нет, этого я не смогу сделать.

– Надо переехать всем, вас давно звали, даже были готовы визы.

– Она не поедет, это в ее понимании, предать родину.

– Кто-то делает это легко, предает не только родину, но и любовь.

– А вот это низко, этот человек не стоит ничего.

– Я знаю.

Как занятно, мы говорим с папой о разных вещах, но понимаем друг друга.

– Самир, чем обрадуешь?

– Пока нечем, фуры стоят на границе соседней области, надо пускать по одной или перегружать на легковые, там какая-то адская облава намечается.

– Понял, действуй по обстоятельствам.

– Демидов уже в курсе?

– Самир, не время и не место для таких разговоров.

– Понятно, ладно, брат, дел полно, удачи.

– И тебе.

Смотрю в окно, на небе ни облачка, солнце раскаляет воздух и плавит асфальт. С седьмого этажа клиники видна парковка, мой черный красавчик «Ягуар», Лёха с разбитым носом топчется рядом.

Пусть скажет спасибо, что целы почки и не ссыт кровью, а только харкал ею. Тварь паскудная Дина решила раздвинуть ноги за моей спиной. Честно, вот мне похуй на нее, но, пока она моя официальная жена, иметь тогда, когда захочу, буду только я ее.

Самир волнуется, конечно, ведь с уходом Демидова, а точнее меня, как его правой руки, его поставки могут прекратиться, а искать новые каналы ой как трудно, но я обещал ему и в этом помочь.

Нужно время, все спланировано и рассчитано. Но я был не готов к одному – к появлению вновь в моей жизни Регины. Словно фарфоровая куколка, такая нежная и соблазнительная, с яркими, сверкающими огнем зелеными глазами. Как много в ней всего намешано, как так она может быть одновременно невинной с виду и взрывоопасной?

А меня не то что накрыло, а словно и не отпускало все эти семь лет, ведь, как сейчас, помню ее тело, запах, вкус.

Совсем не вовремя она появилась. Когда все только начинается, когда я полгода как вернулся и из кожи вон лезу, чтобы снова угодить Демидову, которому уже на кладбище друзья прогулы ставят.

– Матвей Евгеньевич, пройдемте.

Доктор зовет за ширму, снимаю брюки и белье. Пришел провериться из-за подозрений о неверности жены. Рано, конечно, наш незащищенный секс был только вчера, но не мог спокойно сидеть и ждать, хотя ведь подозревал, что что-то не так, но в последнее время совсем нет дела до Дианы.

Доктор проделывает все необходимые процедуры, надеваю брюки. Хорошая клиника, много специалистов, все конфиденциально, но, сука, все равно на душе противно, даже удовлетворения от разбитой рожи Алексея нет никакой.

Он клялся и божился, что у них ничего не было, что Диана сама к нему липнет и соблазняет, но он ни разу не поддался.

Чувствую, пиздит Лёша, но не пришиб, пусть пока боятся и сидят тихо, прижав хосты. Я потерплю еще немного.

– Матвей Евгеньевич, вот направление, сдадите кровь на третьем этаже.

– Хорошо.

– Как все анализы будут готовы, мы с вами свяжемся.

– Спасибо.

– Всего доброго.

С интерната не проходил обследований и не видел врачей, кроме стоматологов, там каждый год нас словно готовили в космос, худых, вечно голодных, взвешивали, измеряли, писали отчеты.

Очень хорошо помню мать, родила в восемнадцать, не пойми от кого, имя своего отца узнал лишь тогда, когда научится понимать, что такое отчество. Евгений, значит, а может, мать все это и выдумала.

Я, наверное, всегда мешал ей жить, и мое рождение она считала ошибкой, на аборт побоялась идти, так и сказала мне однажды, десятилетнему пацану. Мало что понял, но потом, со временем, дошло, ненавижу ее за это даже сейчас.

Надо было избавиться от меня до рождения, не мучила бы никого тогда. В шесть лет отдала в интернат, это, конечно, не детский дом, где все отказники с пеленок, у многих были матери, кто сидел, кто безбожно пил и кололся.