Мария Зайцева - Летняя практика

Она умеет разговаривать с детьми.

– Хочу.

Тут Данил резко сократил расстояние между ними, прихватил Лену за плечи, подтягивая ближе к себе, одной рукой обхватывая ее за талию, а другой сжав оба ее запястья. Сделал он это до того быстро и ловко, что Лена даже сказать ничего не успела.

Вся ее решительность, весь настрой, весь опыт педагогической деятельности – все эти прекрасные качества сейчас стали неактуальны. Позабыты.

Лена стояла в его объятиях, замерев, как мышонок в тисках удава, сердце билось где-то в районе горла, ноги подкашивались.

– Ты одна живешь? – тихо, прямо в губы, спросил Данил.

Она кивнула, как завороженная, хотя где-то в глубине еще функционирующей части мозга, забилась в истерике мысль: “Дура, дура! Чего ж ты творишь, дура?”

Но тело совершенно не среагировало подступающую паническую атаку, просто отключив мешающий ему орган. За ненадобностью.

Данил повлек ее к подъезду, не выпуская из рук, не прерывая телесный контакт, словно понимая, что, отпусти он ее хоть на секунду, и сразу мозг отвоюет позиции.

– Этаж какой?

– Первый.

Уже в подъезде возле квартиры Лена все-таки актуализировала аварийный режим, правда сил хватило только на затормозить.

– Данил…

– Ты чего, хочешь прямо здесь? Поговорить? Чтоб бабки все из глазков повыпадали?

Он был убедителен. Или ей так хотелось верить в это? Хотелось, чтоб он убедил ее?

Лена кивнула, как в тумане, и открыла дверь, отчетливо понимая той самой, все еще функционирующей частью мозга, что делает она это совершенно зря. Что впускает в дом зверя.

То, что Данил и не собирался разговаривать, было очевидно.

В темной прихожей развернуться было негде, дверь захлопнулась сама, потому что именно к ней Данил и прислонил не стоящую на ногах Лену.

Он притормозил немного, упершись двумя руками по обе стороны от ее лица, вдохнул запах речной воды, исходящий от ее волос:

– Так че ты там насчет поговорить? А?

– Я… Я думаю, в комнате будет удобнее… – Лена облизнула совершенно сухие губы, уперлась руками в грудь парня, стремясь увеличить расстояние между ними, в полумраке коридора глаза Данила сверкнули каким-то совершенно хищническим блеском.

Как не похож он был сейчас на того очаровательного улыбчивого мальчика, что клеился к ней возле библиотеки и потом, на пляже!

От того молодого парня веяло энергией, светом, веселым мальчишеским задором. От мужчины, что стоял так близко от нее сейчас, волнами исходила тяжелая плотная аура секса, подчиняющая, лишающая рассудка.

– Да, – согласно кивнул он, наклоняясь еще ближе, совершенно игнорируя упирающиеся в него руки Лены, – в комнате точно будет удобнее.

Ладони его соскользнули с дерева двери, оказались на талии женщины, затем ниже, на ягодицах, резко приподняли, словно она и не весила ничего, и посадили Лену на бедра.

Платье задралось, через мокрую ткань купальника Лена ощутила жестко врезающуюся прямо ей между ног грубую ткань мотоциклетных штанов, Данил резко двинул бедрами, усаживая ее еще ближе, удобнее, и понес Лену в комнату, безошибочно находя дорогу в спальню.

Лена, которая от трения через ткань трусиков, уже была практически на пределе, не сопротивлялась больше. И поговорить не пыталась.

О чем тут разговаривать?

Она совершает очевидную глупость. Это понятно. Как понятно и то, что в ближайшие часы она точно ни о чем думать не будет.

Мозг печально покрутил пальцем у самого себя и со вздохом отключился. Тело, омываемое предоргазменными волнами, счастливо и свободно гикнуло и нырнуло в пучину удовольствия.

Аккуратно опрокинутая на кровать, Лена сквозь полуприкрытые ресницы наблюдала, как ее нежданный мужчина раздевается, стягивая футболку через голову, открывая потрясающий крепкий расписной торс с широченными плечами и огромными массивными руками, дергает за пряжку ремня, моментально освобождаясь от штанов и обуви, приостанавливается, с огромным удовольствием оглядывая фигуру раскинувшейся перед ним женщины.

И Лена, под этим одобрительным взглядом внезапно начинает чувствовать себя невероятно привлекательной, нереально сексуальной и невозможно молодой.

Она медленно поднимает руки, начинает расстегивать пуговки летнего простенького платьица, открывая вид на все еще мокрый лиф купальника, на грудь с торчащими от возбуждения сосками, отчетливо проглядывающими через влажную ткань.

Пальцы подрагивают, и Лене не с первого раза удается расстегнуть пуговицы дальше, эта задержка просто невозможна для Данила, поэтому он решительно тянется руками к ее платью и рывком распахивает его, не обращая внимания на охнувшую от неожиданности женщину, попутно сдирает все остальные мокрые тряпки с ее тела, обхватывает освобожденные груди широченными ладонями, и Лена стонет, стонет от невероятного, давным давно забытого ощущения сильных уверенных мужских рук на своем теле.