Антонио Морале - Крысиный бег

За столиком, уткнувшись в книгу, слегка нахмурившись и склонив голову чуть набок, сидит женщина с фото. Такие же шикарные длинные волосы и лёгкий домашний халат, наброшенный на плечи.

Какая же у него сочная мамка! Ещё красивее, чем на той маленькой картинке в моей комнате. Гораздо красивее!

– Доброе утро, мам! – Решил проявить я вежливость как порядочный сын, теперь уже, к моей семье. Новая жизнь – новые правила!

– Мам? – Брови блондинки взметнулись вверх. Она отложила книгу и удивленно посмотрела в мою сторону, слегка скривившись. – Ты решил называть меня так, наконец? Спустя десять лет?

Бля! Где я прокололся? Судя по фото, у нас дружная семья. Я, батя, мама и старшая сестра. Так всё же, кто она? Мачеха или я просто давно не называл мать мамой?

– А как я обычно тебя называю? – Осторожно поинтересовался я и сел за стол напротив неё на высокий барный стул.

– Ну… «Мачеха». – Она нахмурила свои точёные бровки, пытаясь вспомнить.

А, так это мачеха! Моему предшественнику очень повезло, оказывается.

– А ещё «эй, ты!», «тварь», «подстилка»… Продолжать? – Небрежно закончила блондинка.

Нихера себе! Что за нравы у этой семейки? Похоже, мой предшественник та ещё скотина, так обращаться к женщине, к матери.

– Прости! – Извинился я сразу за нас двоих.

– Прости? Серьёзно? – Лёгким неуловимым движением она вспорхнула со своего стула, словно фея, подошла ко мне вплотную, обдав дурманящим ароматом ягод и женского тела, посмотрела в глаза, приложила ладонь к моему лбу и нахмурилась. – Ты себя нормально чувствуешь, Майки? Сам на себя не похож. А! Тебе деньги нужны, или что-то натворил и нужно прикрыть тебя перед отцом? – Догадалась она и отдёрнула руку, словно обожглась. – Прости, не сегодня! У меня нет никакого желания тебе помогать. Извини за мой французский, но сам насрал – сам и разгребай!

– Да не нужны мне деньги. Есть что поесть?

– Ты знаешь, где холодильник, со вчерашнего дня ничего не изменилось.

Я молча встал, достал из холодильника пакет молока, два треугольных бутерброда и вернулся на своё место. Хм. Никогда такие не ел.

Следующие несколько минут мы сидели в тишине, занятые каждый своим делом. Моя новоиспечённая мачеха молча пила ароматный чай и почитывала какой-то романчик, элегантно держа книгу одной рукой, закинув одну ногу на вторую и слегка покачивая ею. Я глотал безумно вкусный бутерброд, запивая его шоколадным молоком, и молча разглядывал свою родственницу.

У отца неплохой вкус. Большая молочная грудь виднелась в глубоком декольте халата, едва прикрытые ореолы сосков, стройные ножки, полные губки на красивом молодом лице. Интересно, сколько ей лет? Около тридцати, но не больше тридцати пяти точно.

– Отец уже уехал. – Нарушила она затянувшуюся тишину. – Так что в школу сам пойдёшь, своими ножками. Не обломаются.

– Хорошо.

– Хорошо? Не истеришь, не ноешь, что тебе все должны? Ты никак приболел? Или у тебя критические дни, длиною в последние десять лет, закончились?

Блядь! Блядь! Блядь! Да откуда мне знать, как он себя ведёт? И какого хера она так разговаривает? Или у них так принято? Я сыплюсь на самых простых вещах. Нужно было выпасть из окна и сымитировать потерю памяти. Правда, не уверен, что это тщедушное тельце выдержит такое падение. Ладно, ещё посмотрю, может и разыграю эту карту.

– Что-то нет сегодня настроения, сцены устраивать.– Сделал я кислое лицо, демонстрируя своё состояние. – Но если хочешь посраться, могу плюнуть тебе в кружку, для начала. А там как пойдёт.

– Пожалуй, нет. Если можно хоть один день без этого всего, то я только «за».

– Ну и договорились! – Подтвердил я, смахнул крошки со стола и выбросил в корзину пустую пачку из-под молока.

– Странный ты сегодня. – Она подняла свои голубые глаза на меня, и внимательно всмотрелась в моё лицо. – Если б был девкой, я бы подумала, что ты залетела. Хотя… От тебя никто не залетел в школе? – И через секунду, не дав мне открыть рот, сама ответила на свой вопрос: – Неее. У тебя ещё и стручок, поди, не вырос совсем.

– Да пошла ты! Стерва! – Бросил я через плечо, и поспешил выйти из столовой. Эта ситуация напрягала меня своей нелогичностью, открытой грубостью и витающей в воздухе ненавистью. Не такой я себе представлял счастливую семью. Совсем не такой!

В спину мне раздался приятный женский бархатный смех:

– О! Теперь узнаю своего пасынка.

Фух! Кажется, выкрутился. Теперь понять бы, куда идти, где школа?

Поднялся наверх в свою комнату, смахнул со стола телефон, подхватил собранный с вечера портфель (спасибо мой заботливый друг Майки), и, не задерживаясь больше в этом негостеприимном доме, выбежал на улицу.