Мила Реброва - Одержимость мажора

Ника

– Эй! Просыпайся! – выдергивает меня из сна настойчивый голос, и я, сев рывком, оглядываюсь вокруг, не сразу понимая, в чем дело. Осознание приходит, когда вижу склоненного надо мной Мирзоева. Потом понимаю, что откуда-то доносится свет. – Кричи что есть мочи! – приказывает мне мажор, словно прочтя мои мысли.

– Это…

– Люди моего отца, – уверенно кивает он, поднимаясь и начиная звать на помощь.

– Мы здесь! – ору я в поддержку, с колотящимся сердцем, боясь, что нас пропустят. В фильмах именно так всё и происходило. Герои думают, что их нашли, а спасатели идут мимо прямо у них перед носом.

– Помогите! – перехожу на ультразвук от страха того, что всё будет именно так. Я просто не выдержу наедине с Мирзоевым еще день! – Спас-и-и-и-и-т-е-е-е-е!

– Господи, ты меня оглушишь! – возмущается Халид, но я не обращаю никакого внимания на его слова, продолжая оглушительно визжать, пусть спасатели не различат мои слова, главное, чтобы они хоть что-то услышали и вытащили нас!

Правда, когда выясняется, что мы услышаны, мы уже сталкиваемся с другой проблемой: нас не могут вытащить! Та группа, что нас ищет, оказывается неподготовленной к тому, что нужно будет вытаскивать кого-то из глубины пещеры, а разбирать камни у другого входа слишком рискованно в темноте ночи.

– Супер! – истерю я, когда всё это становится понятным. – Смотрю, люди твоего отца те еще спецы…

– Скажи спасибо, что нас вообще нашли! Нам просто нужно подождать, пока принесут трос, чего ты завелась? – сел себе спокойно в углу этот придурошный, лакомясь сброшенным бутербродом. – Лучше иди и ешь.

– Я такое не ем, – ворочу я нос, с отвращением думая о несчастной судьбе той рыбы, которую он с таким аппетитом пожирает.

– Это какое такое?

Даже несмотря на полутьму, могу сказать, что он хмурится.

– Бутерброд с красной рыбой? Это тебе не твоя привычная килька, – вставляет унизительно.

– Я, в отличие от тебя, не ем бедных живых существ! И не важно, дорогие они или дешевые!

– О, господи! Скажи, что ты сейчас пошутила! – стонет он, перестав даже жевать. – Не можешь же ты быть из этих!

– Из каких это этих? – с подозрением спрашиваю я, приосанившись. Что он еще там придумал, чтобы оскорбить меня?

– Из тех, кто несет полную чушь о защите планеты. Ты что, и вправду вегетарианка?!

– Почему из твоих уст это звучит ругательством?! – возмущаюсь я, не понимая, в чем его проблема.

– В том, что это глупо! Не съешь ты, съест кто-нибудь другой! Кого ты защитишь? Реально думаешь, что из-за такой кучки, как вы, убитых и словленных кусков мяса станет меньше?

– Какой же ты гадкий! – морщусь я от его слов.

– Правдивый. Человеку нужно мясо.

– Неправда! Я прекрасно обхожусь без него!

– Хочешь, докажу? Если я прикажу спасателям убраться, кинув перед этим мешок исключительно с мясным набором продуктов, ты продержишься не больше пары дней…

– Это что за фильмов ужасов ты насмотрелся?! – пугаюсь я. – Не нужно мне ничего доказывать! Оставь меня и мое вегетарианство в покое, псих! – вскакиваю я с места. Этот придурок ведь действительно может так поступить! Кто знает, что у этих богатеньких мальчиков на уме?

– Как знаешь, – вмиг успокоившись и потеряв запал, возвращается он к еде. – Ты многое теряешь, вбив себе в голову эту чушь.

– Вот и радуйся, что тебе больше досталось, – отворачиваюсь я, начиная ходить по пещере. Терпение на исходе, а писать с каждой минутой хочется всё нестерпимее.

– Так ты только разгонишь лимфу и сильнее захочешь, – гаденько так ухмыляется сытый гад, поняв мою проблему.

– Ты можешь помолчать?

– На твоем месте я бы просто пописал, поверь мне, мои нежные чувства не будут ранены столь обыденным делом.

– Оно не такое и обыденное – в твоем присутствии! – поясняю четко, если этот дегенерат не понял сути моей проблемы.

Хождение по кругу мало помогает, и я уже просто не могу сдерживать естественные потребности организма. Сил нет терпеть.

– Не придавай этому такого значения, – фыркает мажор, вставая и отряхиваясь. – Так уж и быть, подам тебе пример, Губастая.

Он медленно и вальяжно проходит мимо меня, обдавая высокомерным взглядом, от него по-прежнему пахнет этим умопомрачительным ароматом богатства, несмотря на то, что мы уже провели тут долго времени. Любой другой бы уже давно стал потным и вонял на три километра, но у богатенького мажора из пор сочится «Гуччи», или какими там баснословно дорогими духами он душится.