Vladi N - Сто шагов, чтобы простить

Шокировано озираюсь по сторонам, оценивая масштабы катастрофы, и натыкаюсь на початую бутылку водки. Подхожу, беру в руку, прокручивая в ладони, и морщусь. Громкий грохот заставляет меня обернуться в поисках шума. Тишину разрывает мощнейший аккорд Skillet – Comatose, что-то внутри переворачивая. Иду в сторону музыки и в ступоре застываю.

Джеймс сидит на полу, рядом такая же бутылка, что я видел ранее, только пустая наполовину. Под глазом алеет набирающий яркость фингал, скулы рассечены, как и губы. И костяшки, которые выделяются броским пятном на сжатых кулаках. Комната буквально взрывается в сильных звуках, пробирая до мурашек напряжённое тело.

Подхожу и сажусь рядом. Встречаюсь с каким-то обезумевшим отсутствующим взглядом друга, и волной паники накрывает. Я его таким не помню. Не знаю.

– Джеймс, – сжимаю его плечо, продолжая сверлить израненное лицо. – Скажи мне, что происходит?

Тот только молча качает головой.

– Ты на связь не выходишь несколько недель. Твой отец в натуральной панике. Дома тебя не застать. А когда появляешься – постоянно в раздолбанном состоянии, – протягиваю ладонь к пульту и отключаю акустику. Резко наступившая тишина моментально обострила и так до боли воспаленные ощущения. – Мужик. Давай поговорим. Я помогу.

Тернер запрокидывает голову и смеётся. Громко, отчаянно, заполняя безжизненным голосом каждый миллиметр пространства. А потом резко замолкает. Разрубает меня черными зрачками, будто током от себя ко мне по венам кипящую безысходность передавая.

– Ты был прав. Во всем прав, как и всегда. Говорил, что доиграюсь. И вот, – хриплый смешок, – нахуевертил от души.

– Так в чем дело? Что внутри тебя раскурочивает?

– Сдохнуть хочу, – отрывистый вдох, – отравиться всем этим дерьмом. Просто этой ебаной водкой захлебнуться, – глотает с горла, – и не чувствовать больше нихрена.

Молчу, давая выговориться. Понимаю, что ему это жизненно необходимо.

– Про Скотта слышал уже, наверное? Хотя, конечно… Об этом только ленивый не говорит, – снова смешок. Глоток. Вдох. – Но уже даже на этой похуй.

– А на что нет?

– Знаешь, что я сделал? Скучно мне, блять, стало.

– Только не говори, что…

– Ты все правильно понимаешь, мужик.

– На нее?

Чувствую, как внутри пожар разгорается. Секунда, и уже полыхает. Языки пламени жгут все, до чего достают за грудиной. Тернер ещё больше мрачнеет, ловя мой взгляд, и уводит свой. Не вывозит.

– На нее.

Не выдерживаю и добавляю по его второй скуле, оставляя красный след от кулака. Ярость бурлит, словно кипящее на максималках варево, вспенивая самые далёкие закрома души.

– Сука, ну почему на нее? Почему, блять? Почему?

– Я и сам знаю, какое дерьмо, поэтому если собираешься подливать масла в и так распаленную до предела топку, то просто свали. Уходи, Мэтью.

Поднимается и отворачивается. Снова прикладывается к горлышку бутылки, делая смачные глотки. За доли секунды оказываюсь рядом и забираю пойло, заставляя обернуться.

– Рассказывай.

– Что?

– Все.

И Тернер говорит. С самого начала выдает правду без каких-либо прикрас. Топит себя с головой, не пытаясь выплыть. Переводит дыхание, когда выдает про первое понимание о чувствах, задушенно хрипит, когда возвращается в ту агонию, которая метала его из стороны в сторону при попытке рассказать правду. Откровенно морально умирает, когда обнажает кровоточащую дыру вместо сердца, снова проживая то, как уничтожило Диану у него на глазах.

Честно, охренел. Натурально вырывает осознание, что Тернер действительно любит. На разрыв. На полную отдачу. На взрыв сердца по полной.

– Я каждый раз вижу ее глаза, когда закрываю свои. Как она смотрела, Мэт… Боже… Когда-то рассматривала так, будто я – долбаный центр ее мира. Ее! Абсолютно нормального, ставшего спокойным мира! Она меня собой лечила, а выглядело наоборот. И когда все это дерьмо полилось на ее хрупкие плечи, глаза ее просто сожгли. Уничтожили нахуй. Поломали все, что склеилось за дни с ней. Мне кажется, что этот момент безоговорочной и беспощадной потери отпечатался, – руку к груди притискивает и стучит ладонью по коже.

– Правда так размотало?

Неосознанно улыбаюсь, хоть и нихуя не весело. Выть хочется вместе с ним, потому что мои старые раны никак не затянутся. Но само словосочетание "Джеймс Тернер любит" что-то на грани фантастики.

– Размотало. До трясучки. До ебаного землетрясения в 10 баллов.

Молчим. Перевариваем. Тащим эмоции друг друга, смешивая с собственными во взрывоопасный коктейль.