Лина Ласс - В договор не входит

Четыре года назад

В голове гудело и, хотя глаза мои были закрыты, я чувствовала, как кружится комната. Под ладонями ощущалась влажная простыня, тепло чужого тела, а в воздухе повис запах пота и чего-то кислого. Только бы никого рядом не стошнило, не хотелось вляпаться.

Приоткрыв глаза, я тут же их зажмурила. Шторы в комнате были закрыты, но пробивающийся сквозь них свет слепил до рези. Руками начала шарить вокруг и наткнулась на чьё-то безвольное туловище. Послышался низкий стон и вздох. Щурясь, я с трудом повернула голову и оглядела того, кто издал этот звук. Обнажённый по пояс, укрытый простынёй, на постели лежал незнакомый парень. Его голова была повернута ко мне, веки опущены, а из открытого рта стекала на подушку слюна. Увиденное вызвало у меня рвотный позыв, и я вскочила с кровати слишком быстро, что тут же отдалось диким взрывом в голове. Поморщившись, осмотрела комнату.

Царство полного бардака, старая советская мебель и поблёкшие обои. Одежда, коробки из-под пиццы, пустые бутылки и окурки валялись по всем углам. Свои вещи я отрыла под кучей тряпья, наваленных на стул. Стараясь не шуметь, я поскорее оделась, скрывая свою наготу.

Очень хотелось пить. Всё равно что – воду, пиво, что-нибудь покрепче. Я вышла из комнаты в тёмный коридор – тут царил тот же хаос. Почти на ощупь я пробралась на кухню, ступая босыми ногами по холодному полу. Пошатывало и штормило, я еле держалась на ногах.

На столе среди объедков стояла открытая бутылка пива. Не думая, я схватила её, жадно присосалась к горлышку и в пару глотков опустошила, но мгновение спустя меня вывернуло в раковину. Спазм сложил пополам, избавляя меня от вчерашней выпивки и той немногой еды, что я смогла в себя запихнуть. Голова продолжала гудеть, но сознание немного прояснилось.

Я стала что-то припоминать…

Вчера после очередной ссоры с отцом и его угроз запереть меня в клинике, я пришла к Игорю, местному мажору, у которого зависала последние пару лет. Мне нужно было расслабиться и отвлечься, но папочка предусмотрительно заблокировал карту, оставив без средств. Как обычно дом Игоря был полон народа, готового щедро поделиться порошком, а мне ничего не осталось как предложить в оплату себя. Не впервой.

Парень, лежащий сейчас на кровати в провонявшей комнате… Я ушла с ним, и, кажется, он был не один, а с другом. За то, что они угостили меня, я разрешила им многое, гораздо больше того, что позволяла другим. Помнила их прикосновения, тщательно скрываемую брезгливость от настойчивых поцелуев и дикое желание забыться.

Видел бы меня сейчас отец. Его некогда прилежная умница-дочка теперь скачет из одного притона в другой и предлагает своё тело за наркоту. Спасибо, отец, что перекрыл мне доступ к деньгам. Надеюсь, ты доволен.

«Перед тобой были открыты все двери, а ты просрала всё!» – это были последние его слова перед тем как я, громко хлопнув дверью, сбежала из дома, оставив перепуганными маму и младшего брата. Скандалить я умела, но только с отцом. Мама говорит, у нас с ним один характер на двоих, поэтому все наши стычки в последнее время заканчивались руганью, битьём посуды и угрозами. Он обвинял меня в распутстве и безделье. Я же, уставшая от его проповедей и нравоучений, слала его морализаторство куда подальше.

Не такой должна быть дочь директора крупного банка. Окончив школу с отличием и поступив в МГИМО, родители ждали, что я заслужу красный диплом и их одобрение. С моим знанием английского и неплохо варящей головой я должна была стать их гордостью, а стала конченной наркоманкой, готовой отсосать незнакомому парню за пару граммов порошка. Не выдержала давления с их стороны и завышенных ожиданий, как потом говорила своему психологу.

Мне и правда надоело тянуть лямку прилежной девочки и делать всё по указке отца – одеваться как ему нравится, учиться там, где предпочтёт он, вести себя как подобает наследнице крупного банкира, быть послушной и покладистой, идеальной дочерью. А я… я просто хотела чуть больше свободы, чуть ослабить поводок.

Надо выбираться из этого гадюшника. Домой не слишком хотелось, но я надеялась, что отец поостыл и, если уж не готов меня простить, просто проигнорирует моё появление. Всё-таки это и мой дом тоже.

Тем более перед Пашкой нужно тоже извиниться. Я его своими криками и руганью перепугала до смерти. Ему всего семь лет. Нельзя, чтобы в таком возрасте дети видели такие стычки, какие происходят у нас с отцом. В семье, дружной и крепкой, вообще должны царить мир и покой, но я видела, как наша стала рушиться.