Наша дружба росла. Мы с Нилом пропадали на ночных тусовках, и я довольно быстро освоил байк. Порой он попадал в больницу, и тогда я, встревоженный, ходил навещать его. Он всегда шутил, говоря мне: «Хо, приятель, мне всего 15, а врачи обещали, что я буду жить до 20!» Конечно, врал.
То было время побед. Нил каждый день жил как последний, и жил эти дни также ярко и весело, смешливо, без тормозов, как и я сам. Однажды я пригласил его к себе, в наш этаж. Я так называл наше семейное гнездо. Я помню, и ты изумилась, глядя на совершенно невероятное жилище, отделанное по последней европейской моде. Мой отец, когда я представил его Нилу, видя его обескураженный взор, сказал тогда, что он сам, поутру выходя из спальной комнаты, не всегда понимает, где он – в Four seasons или на улице Фурманова, в Перми.
– Раскольников, ты что – миллионер? – спросил меня Нил, и я долго смеялся.
Нил познакомил меня со своими друзьями. С ними он иногда выпивал, несмотря на запреты врачей, и постоянно тусовался в страшном, "потрепанном" баре с отвратительной музыкой и двумя сортами пива. Из крепких напитков там были лишь водка и настойка на клюкве "Кунгурская".
Я уже пробовал алкоголь к моим 15-ти, и вино вполне располагало, однако выпивал я редко. Мало-помалу я обратил внимание, что вокруг нас с Шатовым вились парни, мужчины и каждый из них демонстрировал мягкие манеры, был внимателен и стремился угостить нас выпивкой. Так постепенно я догадался, что Нил предпочитал мужчин. Это не вызвало во мне ровным счётом никакого предубеждения.
Иногда Шатов перебирал с выпивкой, а я, ругая его за неосмотрительность и невнимание к своему здоровью, увозил его домой на такси, оставляя мотоциклы прямо в фойе бара. Потом возвращался за ними и отгонял их под окна моего дома.
Однажды мы с Нилом сидели у меня, на балконе, и он говорил о какой–то чепухе. Потом вдруг внезапно он спросил, был ли у меня секс. Я признался, что нет, и такого случая не представлялось, что мне только 16, и я не тороплюсь. Тогда он задал вопрос, как я отношусь к сексу с мужчиной. Я улыбнулся, понимая, куда он клонит и сообщил, что я отношусь к сексу с энтузиазмом, быть может и к сексу с мужчиной также, но главенствующим вопросом мне представлялся не пол, а привлекательность, быть может, сильное чувство, которое поспособствует моей практике. С этих пор он поглядывал на меня все смелее, его глаза блестели все ярче. Он делался глуп и горяч, а я смеялся над ним – его намерения были мне понятны. Несколько раз – вот конфуз – он прикасался к моей руке, но я мягко осаждал его.
Летом к нам домой приехала моя сестра, с подругой, оставив мужа и сына в Екатеринбурге. Они приехали на девичник, к знакомой. Сестра никогда не любила меня так, как в моем представлении любят сестры. Она считала меня «лишним в семье». Мои первые десять лет жизни, когда мы не знали друг друга, миновали как сон, а подростком я бесил ее своими остротами. Как только я оказывался в кругу ее друзей, все внимание переключалось на меня, и она, как центр тусовки, уходила на второй план. Она очень злилась.
Ее подругу звали Анжела. Она была высокой, загорелой брюнеткой с большими губами. Вот, пожалуй, все, на чем остановился тогда мой взгляд. А еще она смеялась над моими шутками и в паре «я – сестра», я однозначно лидировал в погоне за ее вниманием.
Анжела быстро дала мне знать, чего хочет. Так случалось, живя по соседству со мной, в моей половине квартиры, она проходила мимо приоткрытой двери моей комнаты в общую для нас двоих ванную в расстегнутом халате; невзначай, за завтраком, прикасалась к моему локтю или запястью, когда тянулась за бутербродом, – и я подумывал уже, что не стоит заставлять женщину ждать. Тем паче, что мое мужское естество откликалось на ее сигналы, слышало песню ее тела, и я хотел эксперимента.
Однажды моя сестра уехала с матерью в Казань. Я был свободен в дни летних каникул, писал поэму, а потому, увлекшись этим занятием, на короткое время даже позабыл про Нила.
Анжела просыпалась поздно, около 11-ти часов. Я сочинял на балконе, когда мое внимание привлекла ее фигура в проеме двери. Она стояла в своем халатике, сонная, спрашивая меня о чистых полотенцах.
Я принес ей полотенце прямо в ванную. Она в нерешительности стояла посередине, ожидая моего ухода, но я решил остаться и предпринять попытку.
– Чего-то ждешь? – спросила она, и я кивнул.
– Да, Анжела, я жду, когда ты разденешься, – ответил я. – Не делай нарочно удивленный взгляд! Я не слепой и намёки твои понял».
Читать дальше